Не то, чтобы он был скупцом или противником увеселений, вовсе нет, но в условиях военной кампании, исход которой еще не был окончательно решен, такая пустопорожняя трата денег печалила его безмерно. Были организованы и торжественные приемы послам с представителями городов и дворянства, и, спустя неделю после аурумштадтской виктории, массовые гулянья, с пальбой из пушек и пусканием фейерверков. Единственное, чего государь Бранденбурга смог счастливо избегнуть — это устройство бала, поскольку гроссгерцогиня со всеми своими фрейлинами находились в монастыре Святого Торина, и каждому было ясно, что такого торжества в свое отсутствие Эвелина мужу не простит до конца дней.
Столичные модистки вновь скрипнули зубами, и помянули государыню добрым, незлобивым словом.
И вот, в то время, когда столичные жители веселились и праздновали (к огромному облегчению гроссгерцога столичный магистрат взял значительную часть расходов на себя), а в вечернем небе, к вящей радости обывателей, один за другим расцветали огненные вспышки, Максимиллиан II наконец-то удосужился дать аудиенцию министру финансов и военному министру, о которой те просили его вот уже два дня.
— Итак, господа, — гроссгерцог отвернулся от окна, через которое любовался разноцветными вспышками в небесах, — что же за неотложный и архиважный вопрос вы желали обсудить со мной? Что такого, чего не может решить без меня канцлер, произошло?
Вельможи переглянулись между собой, словно выясняя, кому же следует произнести то, что уже было меж ними обсуждено, и военный министр сделал шаг вперед.
— Государь, — с легким поклоном произнес барон Эрих фон Левински, — мы просим нас простить, это лишь организационный вопрос… Но без Вашего августейшего вмешательства он действительно не может быть разрешен.
Максимиллиан Капризный приподнял бровь, демонстрируя некоторое удивление, — напускное, скорее всего, — и жестом предложил своим посетителям присаживаться. Министры чуть помедлили, дожидаясь момента, когда гроссгерцог грузно опустится в свое кресло за рабочим столом, после чего последовали его примеру.
— И в чем же суть дела, господа? — поинтересовался монарх.
— В Ее Светлейшем Сиятельстве, сир. — ответил фон Левински.
— И что с ней не так? — нахмурился Максимиллиан, и лишь глухой не понял бы, что гроссгерцог пропустил в своей фразе слово «опять». — Эта ее блажь с госпиталем обернулась полным фиаско?
В комнате повисло его не высказанное «Я так и знал».
— О, нет, государь. — горячо поспешил заверить монарха военный министр. — Объединение военных медицинских служб на армейском уровне, централизованно, это великолепная идея, и меня удивляет лишь то, что никто не додумался до этого ранее.
— Самую лучшую идею может испортить дурное воплощение, не так ли? — кисло поинтересовался герцог. — И вы хотите сказать, что Эвелина на роль главы этого ведомства не подходит?
— Никак нет. — последовал по военному четкий и прямой ответ. — Ничего подобного у меня и в мыслях не было.
— То есть она что же… вы хотите сказать… Она справляется?!! — вот теперь изумление гроссгерцога было искренним и неподдельным.
— Настолько, насколько это вообще возможно в таком новом деле. — дипломатично ответил Левински.
— Бог мой… — протянул Максимиллиан. — Но что тогда не так?
— Государь, тут вопрос в финансах. — заметив, что властитель Бранденбурга начал хмуриться, военный министр поспешил добавить. — Вернее, в процедуре их сбора, передачи и траты. |