|
Доктор Марголин посмотрел через замерзшее стекло на зимнюю воскресную ночь, но снаружи ничего не было видно. Проносились нью-йоркские улицы, влажные, грязные, тонущие в темноте. Через какое-то время он откинулся назад, закрыл глаза и попытался укрыться в собственном тепле. Его целью была свадьба. Возможно, весь мир такое же такси, несущееся в неизвестности по направлению к своему космическому месту назначения? Возможно, есть космический Браунсвилль, космические свадьбы? Да. Но почему Бог создал Гитлера, Сталина? Почему он сделал так, что этот мир не может обходиться без войн? Зачем существуют инфаркт, рак? Доктор Марголин достал сигарету и, немного поколебавшись, закурил. Что, интересно, думали эти набожные евреи, его дядья, когда их заставляли рыть себе могилы? Быть может, действительно существует бессмертие? И есть такая вещь, как душа? Все аргументы за и против не стоили и щепотки праха.
Такси свернуло на мост через Ист-Ривер, и через какое-то время доктор Марголин смог увидеть небо. Оно казалось низким, тяжелым и красным, как раскаленный металл. Его свод излучал фиолетовое сияние. Тихо падал снег, неся с собою на Землю зимний покой так, как это было всегда — десятки, сотни, возможно, даже миллионы лет назад. За Ист-Ривером ярко блестели колонны, по серым волнам залива, острым как скалы, буксир тянул баржу, заставленную новыми машинами. Стекло рядом с водителем было открыто, и в такси задувал холодный ветер, принося с собою запахи бензина и моря. Быть может, погода никогда больше не изменится? И никто не сможет представить себе тогда летний день, лунную ночь, весну? И так много дает человеку воображение. На Истерн-Парквей машина затормозила и остановилась. Очевидно, впереди случилось какое-то дорожное происшествие? Завывала сирена полицейской машины. Подъехала «скорая помощь». Доктор Марголин поморщился. Очередная жертва. Кто-то неправильно повернул руль, и вот, пожалуйста, все планы на будущее превращены в ничто. Пострадавшего на носилках несли к машине «скорой помощи». На фоне темного костюма, запачканной кровью рубашки и смятого галстука лицо казалось особенно бледным; один глаз был закрыт, другой полуоткрыт, взгляд застыл. Возможно, он тоже спешил на свадьбу, подумал доктор Марголин. Возможно, на ту же, что и я… Вскоре такси тронулось с места. Они поехали по улицам, которых Соломон Марголин раньше никогда не видел. Это был Нью-Йорк, но мог быть и Чикаго, и Кливленд. Они проезжали индустриальные районы с фабричными строениями, складами угля, дров и железного лома. Негры, удивительно черные, стояли на обочинами дороги и смотрели куда-то вперед; их огромные глаза были полны тупой покорности. Промелькнул бар. Люди, сидевшие там, имели в своем облике что-то потустороннее, как будто были приговорены сидеть там, расплачиваясь за грехи, совершенные в предыдущем воплощении. Когда Соломон Марголин уже решил было, что водитель, хранивший всю дорогу абсолютное молчание, заблудился или специально завез его куда-то не туда, машина въехала в забитый до отказа район Землячества. Они проехали мимо синагоги, похоронного общества, и там, впереди, показался свадебный дом, залитый светом, с неоновой еврейской вывеской и звездой Давида. Доктор Марголин дал шоферу доллар на чай, и тот, по-прежнему не говоря ни слова, уехал. Доктор Марголин вошел в холл и сразу же почувствовал теплую и близкую атмосферу Сенчиминского Землячества. Все лица здесь были ему знакомы, хотя никого конкретно он узнать не мог. Оставив пальто и шляпу в гардеробной, он надел ермолку и вошел в зал. Зал был полон людей и музыки, столы ломились от яств, а в баре выстроилась целая батарея всевозможных бутылок. Музыканты играли дикую смесь еврейских маршей, американского джаза и восточных мелодий. Мужчины танцевали с мужчинами, женщины с женщинами, мужчины с женщинами. Мелькали белые и черные ермолки, непокрытые головы. Прибывали все новые гости, они прокладывали себе путь через толпу, некоторые все еще в своих пальто и шляпах, ели закуски, пили шнапс. |
