|
Никто не подчинялся людям больше него. Весь город давал ему распоряжения, и он покорно выполнял их. Каждый мог причинить ему вред. Сегодня это происходит в Ямполе, а завтра то же самое будет и в Яврове. Он, раввин, был слугою каждого влиятельного члена общины. Он должен был надеяться на подарки, расположение, искать себе союзников. Рабби посмотрел на молящихся. Нет, им сторонники были не нужны. Им не следовало беспокоиться о том, кто за, а кто против них. Их не волновали досужие домыслы сплетников. «Но зачем же тогда лгать? — подумал рабби. — И перед кем? Перед Всемогущим?» Он вздрогнул и почувствовал, как к лицу приливает кровь. Колени подгибались. Перед ним на стол уже положили Свиток, но он не замечал его. Внезапно что-то внутри него рассмеялось. Он поднял вверх руку, как будто бы давал клятву. Вернулась давно забытая радость, и он почувствовал совершенно неожиданную решительность. Все прояснилось в один момент…
Раввина позвали, и он поднялся на возвышение. Взяв в руки бахрому Свитка, он приложил ее ко лбу и поцеловал. Затем громко прочел Благословение и стал слушать. Читали главу «И послал мужей троих…». В ней рассказывалось о том, как соглядатаи, посланные в землю Ханаанскую, вернулись назад, испугавшись сынов Анака. «Трусость обрекла поколения на жизнь в пустыне, — думал рабби Ионатан. — Но они испугались великанов, а почему я боюсь этих гномов? Это хуже, чем трусость, это гордыня. Я боюсь потерять свою должность». Молившиеся смотрели на рабби с нескрываемым удивлением. Он него теперь исходила удивительная сила, казалось, что он изменился. Все решили, что это из-за скорого переезда в Явров. После окончания молитвы мужчины начали расходиться. Шлоймо Меир снял свою молитвенную шаль и направился к выходу. Он был небольшого роста, ширококостным, с рыжей бородой, желтыми глазами и веснушками. Его матерчатая кепка, габардин и грубые башмаки выгорели на солнце и тоже казались желтыми. — Шлоймо Меир, задержись, пожалуйста, на минутку, — окликнул его раввин. — Да, рабби? — Как твои сады? Урожай хорош? — Слава Богу. Если не поднимется ветер, все будет отлично. — Людей хватает? Шлоймо Меир задумался: — С этим тяжко, но мы справимся. — Почему тяжело? — Работа трудная. Они ведь целые дни на лестнице проводят, а спят в сарае. — Сколько ты им платишь? — Немного. — Но на жизнь хватает? — Я их кормлю. — Шлоймо Меир, возьми и меня к себе. Я буду собирать фрукты. В желтых глазах Шлоймо Меира зажглись огоньки смеха: — Почему бы и нет? — Я серьезно. Шлоймо Меир насторожился: — Я не понимаю, о чем говорит рабби. — Я больше не рабби. — Что? Это почему? — Если у тебя есть время, я все расскажу. Рабби говорил, а Шлоймо-Меир слушал. Кроме них в синагоге никого не осталось. Они стояли рядом с кафедрой. Хотя раввин говорил тихо, но каждое его слово отдавалось от стен гулким эхом, как будто бы кто-то невидимый повторял за ним. — Что скажешь, Шлоймо Меир? — наконец спросил он. У Шлоймо Меира было такое лицо, как будто он проглотил что-то очень кислое. Он покачал головой: — Что я могу сказать? Я боюсь, что меня исключат из общины. — Ты не должен никого бояться. «И не испытаешь страха перед лицом человека». В этом суть иудаизма. — Но что скажет ваша жена? — Она будет помогать мне. — Но это будет нелегко для вас. — Ждите, и Господь придаст вам новые силы. |
