— О, он... Это последняя модель. Она имеет гораздо более совершенные технические характеристики, — ответил Дов слишком поспешно и чересчур бойко.

— Понятно. — Преподобный Ассорти улыбнулся и потрепал Дова по плечу. — Ну-ну, сынок. Нам всем наверху одиноко. — Картинным жестом распахнув двери, он добавил: — Но мы все по-своему с этим боремся.

Все великолепие главного святилища Безмятежной Обители Непрерывного Подсчета Очков обрушилось на Дова с блеском и экстравагантностью фейерверков, устраиваемых четвертого июля. В зале выстроились ряды плексигласовых скамей. Сверху лился розоватый свет, благоприятно сказывавшийся на внешности прихожан, В дальнем конце устланного белой ковровой дорожкой прохода возвышался помост длиной не меньше футбольного поля. По обе стороны от помоста вверх взвивались две легкие винтовые лестницы, на ступенях которых выстроились два хора — женский и мужской. Хористы и хористки как на подбор были необычайно стройны, милы и симпатичны, а одеты они были в цветастые саронги. Перила лестниц были обвиты цветущими лианами. Как только руководитель хора увидел вошедшего преподобного, хор тут же завел песнопение. Повсюду цвели тропические цветы, и Дов был готов поклясться в том, что расслышал негромкие трели тропических птиц и крики обезьян, эхом разносившиеся по святилищу. Где-то — непонятно где — оркестр, составленный из стальных барабанов играл гимн трясунов.

Дов был изумлен, но потрясло его не само пышное зрелище. Насколько ему было известно, храм преподобного Ассорти по замыслу должен был напоминать главный зал «Титаника». Прихожанам в день «жертвоприношения» выдавались напрокат подлинные наряды начала двадцатого века. То, какой именно костюм вам выдавали, конечно же, вовсе не зависело от суммы вашего взноса, но вот ведь поразительное совпадение: милые хранительницы Священного Гардероба каким-то образом вычисляли скромных жертвователей, и на их долю оставались только костюмы пассажиров третьего класса. Более щедрые доноры, напротив, всегда появлялись на своих местах в зале во фраках и вечерних платьях, при полном параде.

Да, просто удивительно — и как только всегда все получалось именно так.

— Это не то, чего я ожидал, — негромко проговорил Дов, обратившись к настоятелю храма, когда они шли по проходу.

— О, примерно три недели назад меня посетило духовное озарение, — признался преподобный Ассорти. — Вместо того чтобы твердить верующим о том, что наша жизнь — это великолепное непотопляемое судно, созданное для того, чтобы доставить нас к пункту назначения, но на пути этого судна всегда может встретиться нежданный духовный айсберг, я решил, что наша жизнь гораздо более напоминает великую и могущественную ацтекскую империю. Разве ацтеки не были богаты? Разве хоть кто-либо из них в чем-то не превосходил других? И между тем разве мы не уязвимы, не способны утратить все, чем владеем, в одно мгновение, если будем жить необдуманно?

— Но при чем тут такие штуки, как «фенгсама» и «Элизии»? Бритэни сказала...

Преподобный Ассорти усмехнулся.

— О, эта Бритэни! «Фенгсама» — это ступень на пути к просвещению. Мы не пользуемся этим понятием с прошлого ноября. Элизии — этот метод слежения за собственным прогрессом, и этот термин Бритэни могла бы употребить, скажем так, в прошлом сезоне. Жаль, что она отстает от остальных прихожан. Ее успехи оставляют желать лучшего. Однако она всей душой предана вере, и благодать не оставит ее.

Они вместе взошли по ступеням на помост. Преподобный Ассорти знаком пригласил Дова сесть на стул с высокой спинкой. Стул был разрисован так, что напоминал фигуру присевшего на корточки злобного идола.