— Мистер Джексон, спустите часть парусов грот-мачты, иначе мы ее потеряем! — скомандовал Стюарт, перекрикивая шум боя. — Мистер Лафайет, на нос, тушите огонь и готовьте к бою карронады!

— Есть, сэр! — Генри отдал честь и под огнем пиратских мушкетов бросился на нос.

Контратака «Сирены» оказалась успешной: на «Сакре» тоже свирепствовал пожар. Какой-то пират раздавал указания абсолютно спокойным голосом, словно ничего не произошло. Его черная борода выделялась на фоне длинного белого одеяния, а от уголков рта свисали белые усы. Большой крючковатый нос почти касался верхней губы.

На чужой взгляд Сулейман аль-Джама обернулся. Даже за сотню метров Генри почувствовал волны ненависти. Дым очередного залпа заслонил вражеского капитана, и Лафайет бросился на палубу: прямо перед ним разлетелась в щепки планширь. Он поднял голову. Аль-Джама по-прежнему смотрел на него.

Генри отвернулся.

Он добежал до носа и быстро отдал приказ ведрами заливать пламя. Упавшая карронада вышла из строя, но ее соседка была в полной исправности. Генри сам возглавил расчет: юный мичман, командовавший носовыми орудиями, обгорел дочерна.

Генри навел пушку и поднес к запалу тлеющий фитиль. Орудие тут же с грохотом отъехало назад. Он велел матросам чистить ствол и лишь потом глянул на «Сакр». Ядро пробило в борту брешь, в которую виднелись корчащиеся на палубе канониры ближайшей пушки.

— Заряжай! — скомандовал Стюарт.

Корабли расстреливали друг друга в упор, словно не слышащие гонга боксеры. Уже темнело; на таком расстоянии целились по вспышкам, которые мелькали то здесь, то там.

Огонь с «Сакра» слабел: его орудия одно за другим выходили из строя. Вскоре все пушки триполийского корсара замолчали. Выждав минуту, Стюарт приказал сближаться.

— Абордажная команда готова!

Матросы хватали абордажные крюки, чтобы намертво сцепить корабли бортами, а также пики, топоры и сабли. Генри убедился, что на полочках обоих пистолетов достаточно пороха, и обнажил саблю.

Оставляя за кормой пенный след, «Сирена» ринулась к «Сакру», точно разъяренный бык. Полетели абордажные крюки. Вот борта соприкоснулись, и Лафайет прыгнул на вражеский корабль.

Едва его ноги коснулись палубы, она задрожала. Пушки «Сакра» молчали специально, чтобы подманить американский бриг поближе. Залп из двенадцати орудий ударил по высадившимся на палубу, и Стюарту пришлось резко развернуть корабль. Моряки отчаянно рубили канаты в надежде освободиться.

Гибель товарищей мучительной болью отозвалась в сердце Генри, словно это его тело упало, изувеченное прицельным огнем. Прыгнуть обратно он не успел, а корабли уже разошлись футов на двадцать. Он застрял на «Сакре». Над головой свистели пули.

Арабы его не заметили. Генри оставалось лишь броситься в море и попытаться доплыть до берега. Он пополз к борту. Вдруг прямо над ним выросла высокая фигура.

Генри кинулся на противника, прежде чем тот успел понять, что происходит. Он вытащил пистолет левой рукой, выстрелил и всем телом навалился на пирата. Оба рухнули за борт, но Генри успел разглядеть по бокам бороды белые полоски. Он сжимал в объятиях заклятого врага, Сулеймана аль-Джаму.

Вынырнув, Генри увидел прямо перед собой лицо пиратского капитана: тот жадно хватал ртом воздух и беспомощно барахтался в теплой воде. На белом одеянии аль-Джамы темнело пятно: пуля угодила в плечо, Сулейман не мог пошевелить рукой.