Ах! не под кровлею родною

         Я был тогда – и увядал.

         Не мог с улыбкою смиренья

         С тех пор я всё переносить:

         Насмешки, гордости презренья...

         Я мог лишь пламенней любить.

         Самим собою недоволен,

         Желая быть спокоен, волен,

         Я часто по лесам бродил

         И только там душою жил,

         Глядел в раздумии глубоком,

         Когда на дереве высоком

         Певец незримый напевал

         Веселье, радость и свободу,

         Как нежно вдруг ослабевал,

         Как он, треща, свистал, щелк?л,

         Как по лазоревому своду

         На легких крылиях порхал,

         И непонятное волненье

         В душе я сильно ощущал.

         Всегда любя уединенье,

         Возненавидя шумный свет,

         Узнав неверной жизни цену,

         В сердцах людей нашед измену,

         Утратив жизни лучший цвет,

         Ожесточился я – угрюмой

         Душа моя смутилась думой;

         Не могши более страдать,

         Я вдруг решился убежать.

* * *

         Настала ночь... Я встал печально

         С постели, грустью омрачен.

         Во всем дому глубокий сон.

         Хотелось мне хоть взор прощальный

         На место бросить то – где я

         Так долго жил в тиши безвестной,

         Где жизни тень всегда прелестной

         Беспечно встретила меня.

         Я взял кинжал; два пистолета

         На мне за кожаным ремнем

         Звенели. Я страшился света

         Луны в безмолвии ночном...

* * *

         Но вихорь сердца молодого

         Меня влачил к седым скалам,

         Где между берега крутого

         Дунай кипел, ревел; и там,

         Склонясь на камень головою,

         Сидел я озарен луною.