И вот я, беседуя с Гавриловым за поворотом, естественно, ничего не слышала, а когда выходилана лестницу — услышала, что у Любани в комнате кто-то есть.

Я могла поклясться, что Любаня в цирке! На цыпочках я прокралась по коридору и ввалилась к Гаврилову.

— Спятила? — очень любезно поинтересовался он.

Чуть ли не заикаясь, я объяснила ему, в чем дело.

— Она действительно в цирке, — сказал Гаврилов. — Я уходил, она оставалась. Черт знает что!

— Видите, я была права!

Он так посмотрел на меня, что я немедленно заткнулась. Права! Теперь не до того, кто первый сказал «э!» Теперь надо что-то делать.

Мы вышли в коридор. Любанина дверь была закрыта, но когда Гаврилов приложил к скважине ухо, я поняла — он что-то слышит.

— В гостинице сейчас никого быть не должно, — Гаврилов явно решался на что-то неожиданное. — Ты сейчас выйдешь на лестницу и спустишься этажом ниже, так, чтобы в три прыжка быть у Рафаэльевны. Если ты услышишь шум, мой голос или крик какой-нибудь, немедленно к Рафаэльевне, перекрывайте выход, звоните в милицию… нет, в цирк! Но я постараюсь обойтись без шума. Ну?

Он подождал, пока я спущусь, и налег плечом на дверь. Дверь не поддавалась. Тогда он отступил на два шага и попросту вышиб ее ногой. Она открылась вовнутрь, и Гаврилов вошел в Любанин номер. Дверь за ним закрылась.

Я стояла на лестнице и ждала шума, воплей, грохота… ну, звуковых эффектов! Их не было. И мне сразу полезла в голову чушь — а что, если преступник услышал, как мы возимся под дверью, взял что-нибудь тяжелое и встал в засаду?

Гаврилов — в комнату, а его — по затылку! Поймали падающее тело, положили на кровать и ждут второго участника группы захвата.

Я уж собралась было с криком штурмовать кабинетик Рафаэльевны, как на лестничной площадке появился Гаврилов.

— Порядок, — сказал он. — Считай, что тревога была ложная.

— Это как же?

— А вот так. Пошли к Рафаэльевне.

Он взял меня за локоть, как тогда ночью, в цирке, и повел.

— Кто там был? — вырываясь, спросила я.

— Никого не было. Ну, идешь ты или тебя волоком тащить?

Я смирилась, он довел меня до кабинета, а там проконтролировал, чтобы я получила сопровождаемую ахами да охами пачку какой-то документации и мирно покинула гостиницу.

Но на улице уже не он в меня, а я в него вцепилась.

— Это не мог быть Кремон! — воскликнула я. — Кремон сейчас в цирке!

— Не знаю, не знаю, где тебе померещился Кремон…

— Но ведь там же был человек! Он там заперся и искал камушки!

— Успокойся ты наконец. Тот, кого я там нашел, к этому воровству не имеет отношения.

— Вот это интересно!!!

— Я думаю, сегодня или завтра Кремовская признается, что камушки к ней вернулись, и вся суета вокруг Любы закончится, — сказал Гаврилов, стряхивая мои руки.

— Так там была Кремовская? Ничего не понимаю…

— Нет, просто я нажал одну кнопочку, и наше дело правое, мы победим! Я вовремя сказал кому надо, что все в порядке, что я лично это гарантирую, что именно я нашел в овсе коробку и потерял сережку, а потом я же отдал все Кремовской! — торжествующе объявил Гаврилов, и я почувствовала, что дело пахнет какой-то опасной глупостью. — Видишь, я ни тебя, ни Любу не стал подставлять. И очень вовремя нажал кнопочку!

Его зациклило на этой кнопочке! Он так радовался, будто не выбивал дверь в надежде поймать преступника, а получил звание народного артиста! Но при всем при том он не проболтался, кого обнаружил у Любани, и проконтролировал, действительно ли я ушла или села в засаду.