Когда я вернулась, она мыла пол в комнате. Я взялась мыть пол в ванной, на кухне и в туалете. Словом, прокопошились полдня. Причем молча! Без единого слова! Это уже становилось смешно. Я не понимала, кто из нас дитя неразумное — я или она.

Потом я постирала теплые свитера, чтобы упаковать их на лето, вытащила два платья с короткими рукавами и нагладила их. Она, как выяснилось, без меня припаяла курицу к сковородке — у нас есть такая глубокая сковородка с крышкой, в ней очень хорошо тушить курицу. И вот она на кухне молча отдраивала сковородку, да еще с такой яростью, как будто меня обрабатывала жестяной мочалкой.

Ну и прокопошились мы часов до пяти. В пять я решила, что семейный долг выполнен и можно уходить. Она опять ни слова не сказала. И я понеслась в цирк за Гавриловым. Он обещал вместе со мной сходить на рандеву к генеральской дочке — ну так пусть идет!

Но я каким-то непостижимым путем оказалась в цирке без двадцати шесть. Где я болталась тридцать пять минут — не знаю и никогда не узнаю. Часть дороги я прошла пешком — это да. Сделала крюк и прогулялась по цветочному базарчику — имело место. Но чтобы потратить на это столько времени? Еще стояла в очереди за мороженым, там и всего-то было человек семь… М-да, мороженое… интересно, сколько в нем калорий?

Я влетела в фойе, и тут меня перехватил директор. Я удивилась — чего он тут делает в воскресенье? Оказалось, у него междугородние переговоры. Естественно, он звонит не из дому, а из цирка! И он арестовал меня, потому что я забыла купить заграничные конверты, а он подумал, что у меня не было денег, и непременно хотел дать мне два рубля на эти конверты.

Он завел меня в кабинет. Я уже дергалась, потому что время поджимало. И пока он доставал кошелек, и искал в нем рублевки, и вручал их мне, явилась Костенька.

Эта Костенька — наше наказание. Ее зовут Константина. Она из староверов, как мне объяснили, а они любят давать этакие странные имена. Нашей Костеньке уже за пятьдесят, а разговорчива она — как весь остальной цирк, вместе взятый. Правда, информацию она выдает странную. Недавно остановила Рубцову и рассказала, что ехала в трамвае с известным киноартистом, и он ей подмигивал. Когда Костенька описала внешность и рассказала сюжет фильма, в котором артиста видела, выяснилось, что это Ален Делон.

Работает Костенька уборщицей. И вот вошла Костенька с кожаным пиджаком в руках и с места начала очередной монолог — о том, что она чужого никогда не присвоит. Попутно Костенька попыталась пожаловаться на соседей, которые в очередной раз у нее что-то сперли, но директор прервал это дело и спросил, что у нее за пиджак.

— А нашла, — беззаботно ответила Костенька. И с полуслова продолжала кляузу на соседей.

С трудом мы выяснили, что Костенька нашла пиджак еще до начала представления, но не в зале или около, а в администрации. Она пошла с этим пиджаком за кулисы, но никто не признался. Тогда она решила, что директору лучше знать, как быть с приблудным пиджаком.

— Очень просто! — сказал директор. — Сейчас мы пошарим по карманам, найдем какие-нибудь документы и сообразим, кто хозяин.

Он сразу выгреб на стол содержимое двух наружных карманов и одного внутреннего. Образовалась куча бумажек, грязных платков, трамвайных и прочих билетов. Я в эту дрянь не вглядывалась, а только отступила к дверям кабинета, чтобы скорее смыться.

— Юля! — позвал вдруг директор. — А ну-ка, девочка, беги за Кремовской! Живо, живо! Ты, Костенька, стой, не уходи!

Я побежала. Был как раз конец антракта.

Кремовская безумно удивилась, что ее перед самым выступлением вызывает директор, но делать нечего — она попросила инспектора манежа потянуть время, пока она не вернется, и прямо в золотом фраке побежала в администрацию.