Идти на кладбище в том состоянии, в каком она находилась сейчас, было немыслимо. В ней, казалось, кипела сама жизнь, такая же сочная и радостная, как этот никому не известный городок. И, не отрывая глаз от малолюдной улочки, Пат вдруг подумала: хотелось ли ей разделить сейчас с кем-то эту свою так неожиданно, после горького прощания на голландских болотах, вернувшуюся юность?

И совершенно ясно она ответила себе: нет. Этот мир был выстрадан ею и принадлежал только ей.

* * *

Ночью снова бушевала гроза, но Пат, переполненная ощущениями новой жизни, спала крепко, без снов. Лишь под самое утро ей привиделись какие-то райские кущи, и она сама в них – босая, с длинными, развевающимися волосами, совсем юная и почему-то рыжая.

А вставшее солнце опять наполнило ее номер медовым настоем. Вздохнув, Пат надела джинсы и неприметную футболку, зачем-то взяла дорожную сумку и отправилась искать кладбище.

Поскольку весь городок можно было обойти за полчаса, она, пойдя по направлению, указанному черноволосым мальчиком в поезде, без труда нашла дорогу, ведущую к подножью горы. Уже давно столько раз мысленно пройдя этот путь в страданиях и слезах, Пат шла медленно и спокойно, удивляясь теперь лишь тому, куда же он ведет, потому что впереди, казалось, стоит сплошная стена леса. Однако, дорога не кончалась – она каждый раз слегка изгибалась и проходила между вековыми деревьями, незаметно забирая все выше и выше.

А когда впереди, наконец, показались наполовину ушедшие в землю кованые ворота, то вдруг откуда-то из-за деревьев в нескольких десятках метров впереди Пат на дороге появились двое – мужчина и женщина. Она прибавила шагу, намереваясь, что-нибудь разузнать у них, пока пара не затерялась среди надгробных плит, густо укрытых высоким кустарником. Но ничего разузнать она не успела – они исчезли столь же внезапно, как и появились.

Тогда она решила методично обойти все кладбище, благо в ее распоряжении был целый день. И Пат пошла по часовой стрелке, чувствуя себя Ариадной в лабиринте.

Почти все могилы были очень старыми, и на многих уже с трудом читались надписи, выполненные жестким, как строй рыцарей, готическим шрифтом. Судя по тому, что перед большинством фамилий стояло коротенькое «фон», жители этой подземной страны принадлежали к родовитым немецким семьям. То здесь, то там, среди папоротника и еще каких-то неведомых Патриции трав, диковинными огнями вспыхивали садовые цветы – розы, лилии, бегонии, посаженные здесь когда-то чьими-то заботливыми руками и впоследствии почти заглушенные мощью диких растений. Солнце стало печь невыносимо, заставляя землю распространять легкий, чуть пьянящий запах гнилых прошлогодних листьев. Пат посмотрела на часы – был уже полдень. Сколько же она ходит по этому царству? Но не успела она ответить себе на это вопрос, как увидела за рядом вдавленных в землю плит темно-розовый с отливом в лиловое обелиск, на котором в жгучих солнечных лучах что-то ярко сверкало.

И Пат сразу поняла – ее путь окончен. Медленно, словно оттягивая мгновение окончательной уверенности, она подходила к обелиску. И вот уже отчетливо читалась на нем серебряная надпись:

МЭТЬЮ ВИРЦ

1947–1974

Над нею сверкал узкий, как стилет, католический крест.

Пат сделала еще один шаг и увидела, что вместо верхней части латинской буквы R с поверхности камня падала небольшая серебряная роза, работы столь тонкой, что роза казалась живой. «Это, наверное, сделал отец Мэта, – умиротворенно подумала Пат, наслаждаясь изяществом и законченной красотой памятника. – Я бы тоже хотела такую могилу: ничего лишнего и тихая печаль»… Она опустилась на колени и коснулась губами серебряной розы, но раскаленный на солнце металл обжег ее раскрытые губы. Пат невольно отшатнулась и провела по губам пальцем. И тут тихие слезы наконец-то потекли по ее щекам.