А люди все продолжают интересоваться Игрой, все спрашивают, по-прежнему ли я играю? Не вышел ли я из Игры? Много ли у меня теперь очков?

Но я стараюсь даже не думать о таких вещах. Потому что когда я об этом думаю, то почти готов поверить, что Жизнь очень похожа на Игру, что в ней нет ничего, кроме пустого пространства между этой жуткой колыбелью пикселей и могилой, что где-то вне времени и пространства существует некий Игрок, прилипший к монитору, который держит свою гигантскую руку на клавиатуре, готовясь нажать Ctrl/Alt/Del и отключить к чертовой матери всю Вселенную…

А Уровень Х? Нет никакого Уровня Х. Это просто выдумка, история, которую мы продолжаем рассказывать ребятам, чтобы их порадовать, — пусть себе играют. Потому что если мы расскажем им истинную  правду — что там нет ни возможности контролировать ситуацию, ни возможности обрести хоть какую-то информацию, что там нет ни победителей, ни проигравших, что там нет даже никакого Уровня Х, — они могут запросто сбрендить, как Чарли и я.

Именно поэтому в разговорах мы никогда даже не упоминаем об Игре. Именно поэтому мы все время притворяемся. И именно поэтому ребята все продолжают в нее играть — зарабатывают очки, считают уровни, все приближаясь к тому финальному моменту, когда на экране возникнет надпись: «ИГРА ЗАКОНЧЕНА»…

Разумеется, я могу и заблуждаться. Ведь нет никакой возможности доказать обратное. Ну, вышел я из Игры, и что я на самом деле понял? Шансы у всех одинаковы. И вероятность победы тоже. Именно это я как-то на днях и сказал Эмили, когда она достигла Уровня 6. Она, правда, игрок так себе, но ведь кому-то может и просто повезти.

А потому…

Так ты играешь или выходишь из Игры?

PLAY OR QUIT?

Выбор за тобой.

Фейт и Хоуп сводят счеты

Стариков легко запугать. На их нужды, случается, не обращают внимания именно те высокопрофессиональные люди, которые заявляют, что находятся на страже их благополучия. Увы, мы даже слишком часто это наблюдаем — и в больницах, и в домах престарелых, где к старым людям относятся свысока, о них попросту забывают, отказывают им в элементарном уходе, а то и оскорбляют. Наше общество привыкло не смотреть в лицо столь неприятным фактам. Героини этого рассказа, Фейт и Хоуп, сумели хотя бы отчасти отвоевать то, что было у них самым бессовестным образом отнято. И если это вдохновит на борьбу еще кого-то из стариков, то тем лучше.

Как это мило, что вы снова пришли нас навестить. К нам ведь редко кто заглядывает, знаете ли, — разве что мой сын Том. Он регулярно и звонит, и заходит, но все словно по обязанности, словно ему и сказать мне, в общем-то, нечего. Впрочем, разговаривать с ним невозможно; его можно только слушать да кивать в нужных местах, а говорить будет он сам — о работе, о начальстве, о расходах на домашнее хозяйство. И, разумеется, о погоде. По-моему, в мире Тома все уверены, что больше всего на свете старикам хочется поговорить о погоде.

Я знаю, впрочем, что есть такие вещи, от которых мне следует его беречь. Дом престарелых «Медоубэнк» — настоящий театр, здесь трагедия и фарс сменяют друг друга столь впечатляющим образом, что это поистине достойно пера Чосера, и нужно иметь хорошее чувство юмора (и немалое мужество, кстати), чтобы все это переварить и остаться в живых. Мой сын, как бы сильно я его ни любила, ни особым мужеством, ни развитым чувством юмора не обладает, а потому я предпочитаю говорить с ним о погоде. К моему великому счастью, у меня есть Хоуп, только она одна и помогает мне сохранить здесь душевное здоровье.