-  Спать скорее, а то вовсе никуда не пойдём!

    Обиженный Паоло повернулся и пошёл, громко шлёпая босыми ногами. Он решил, несмотря ни на что, не спать и, завернувшись в одеяло, уселся на постели.

    После разговора с сыном сон у Эммы, как назло, совершенно пропал. Она ворочалась с боку на бок, переворачивала подушку прохладной стороной вверх, смотрела на розовеющее небо за окном. Вспоминала вчерашнее письмо. Неожиданное оно было и несправедливое. Маленький прямоугольный листок, и на нём - обращение Мирового Совета с очередным призывом ограничить рождаемость. Глупость какая-то, почему именно к ней должны приходить такие письма? У неё и так ещё только один ребенок, хотя уже давно пора завести второго.

    Эмма представила, как Паоло, важный и гордый, катит по дорожке коляску, в которой, задрав к небу голые ножки, лежит его брат. Почему-то малыш всегда представлялся ей мальчишкой. Эмма улыбнулась. Когда-то такое сбудется! Придется нам с Паоло пожить вдвоем, пока наш папка летает со звезды на звезду. Появляется на Земле раз в год и, не успеешь к нему привыкнуть, снова улетает в свой звёздный поиск. Жизнь ищет, а находит одни камни. Глупый, нет в космосе жизни, здесь она, на Земле! Только ведь ему бесполезно доказывать: он со всем согласится - и всё-таки через несколько дней улетит. А она обязана ждать и получать обидные листовки, словно это её вина, что на Земле всё больше людей и меньше места для живой природы. В конце концов, могут же быть другие выходы, кроме ограничения рождаемости! Вот пусть их и используют. Пожалуйста, создавайте заповедники, осваивайте другие планеты или даже ищите такие, которые сразу пригодны для заселения. И природу нужно беречь, это всем известно. Тут она ничем не хуже других и никогда не делала плохого. Но требовать, чтобы она одна расплачивалась за всё человечество, отнимать у неё право иметь детей, они не могут! А если подумать, так её дети вовсе ничего не решают. Там, где живет столько миллиардов, проживет и ещё несколько человек. И пусть в Мировом Совете не занимаются глупостями. Вот вернётся из полета Родька, надо будет с ним поговорить.

    Эмма посмотрела на часы. Скоро семь, пожалуй, пора поднимать Паолино. Эмма прошла в комнату сынишки. Тот спал сидя, неловко привалившись боком к спинке кровати.

    -  Паолино, безобразник, что ты вытворяешь?! - со смехом воскликнула Эмма, тормоша его.

    Паоло разлепил заспанные глаза и поморщился от боли в онемевших ногах. Потом сообразил, где он и что с ним, и сказал:

    -  А я так и не спал с тех пор. Только немножко задумался.

    -  Ну конечно, - согласилась Эмма.

    В девять часов они подошли к заводу. Как всегда в этот день, вокруг его серых корпусов волновалась толпа экскурсантов, пришедших посмотреть на работу. Большинство были с детьми.

    Гудок, тягучий и громкий, упал сверху, и в то же мгновение на верхушке длинной красной трубы появился чёрный клуб.

    -  Дым! Дым! - раздались восторженные детские голоса.

    Паоло прыгал около Эммы и непрерывно дергал ее за рукав.

    -  Правда, красиво? - то и дело спрашивал он.

    -  Красиво, - соглашалась она. - Когда единственная труба на Земле дымит один день в году, то это красиво.

    Первое чёрное облако расплывающейся кляксой медленно плыло по небу. Из трубы вырывалась уже не чёрная копоть, а в основном горячий воздух, лишь слегка подсиненный остатками несгоревшего топлива.

    Празднично одетые экскурсанты разбредались по гулким цехам. Кое-где загудели станки, включенные пришедшими в этот день сотрудниками Музея истории техники, пронзительно громко завизжал разрезаемый металл.