Шведов несколько раз пытался заходить к Мэри, выводившей свои формулы, чтобы помочь ей заниматься, но Русаков, заметив это, строго-настрого запретил ему входить в комнату своей невесты до брака, за исключением часов, когда по расписанию полагалась его лекция. Наконец Мэри собралась с духом и однажды заявила Русакову, что готова держать экзамен. На другой же день приступили к испытанию. Шведов, как лицо заинтересованное, не был избран экзаменатором, и комиссия составилась из Русакова, Лессинга и Краснова. Лучшие познания студентка обнаружила по аналитической геометрии и получила круглое «пять», за что Виктор Павлович изъявил профессору Краснову благодарность от факультета за образцовое преподавание. По механике, физике, астрономии, элементарной математике и сферической тригонометрии Мэри получила по «четыре». Что же касается дифференциального исчисления и высшей алгебры, то по ним она ответила еле-еле на «тройку». Это были именно те предметы, которые ей читал жених. Поэтому после экзамена Русаков сказал Шведову:

    -  Вы, должно быть, с ней все целовались, а не задачи решали!

    Так или иначе, но экзамены Мэри выдержала успешно. За обедом выпили за здоровье Мэри и Шведова.

    -  Ну, вот теперь я не буду спорить, - сказал Русаков. - Теперь и я вас благословляю - впредь до скрепления ваших уз на Земле.

    -  Теперь и время самое подходящее для женитьбы, - сказал Лессинг, - у нас в России теперь весна.

    Это было первого марта. Через месяц с небольшим, пятого апреля, они должны были прибыть на Марс. «Галилей» уже настолько приблизился к нему, что планета теперь казалась большим диском, диаметр которого превосходил видимый с земной поверхности диаметр Луны. Через какой-нибудь месяц перед ними откроется новый мир, начнется новая жизнь: что она даст им? что они увидят?

    Русаков за время путешествия успел написать учебник по вариационному исчислению, хотя Лессинг и советовал ему не терять напрасно времени, потому что на Землю вряд ли они возвратятся, а на Марсе математика преподается, конечно, на иных началах. Сам Лессинг за это время ничего не сделал для науки, а по целым часам просиживал над латинской грамматикой, неизвестно, с какою целью. Когда его о том спрашивали, он весьма серьезно отвечал, что на Марсе непременно должны говорить по-латыни, на что Русаков неизменно повторял:

    -  Лессинг с ума спятил, с ума спятил!

    С первых чисел марта замедленная скорость «Галилея» стала возрастать, и очень заметно: теперь оказывал на корабль притяжение Марс, и это притяжение все усиливалось по мере уменьшения расстояния. Мэри, знавшая уже, что по законам физики скорость «Галилея» должна возрастать прямо пропорционально квадрату расстояния до Марса, предложила Краснову вопрос о том, что если скорость движения их судна так сильно возрастает, то не разобьется ли «Галилей» при падении с своими пассажирами вдребезги.

    -  Вот так вопрос! - отвечал Краснов. - За кого же вы меня считаете, чтобы я не предвидел этого обстоятельства! Конечно, в последний момент скорость будет такая ужасная, что никакой снаряд не уцелел бы от толчка. А наш «Галилей» не должен даже и погнуться. Над этим важным пунктом я немало потрудился. Наш «Галилей» не просто дом для жилья, а очень сложный механизм. Мы снабжены такими электрическими приспособлениями, что, приведя их, когда нужно, в действие, мы плавно опустимся на Марс с самой ничтожной скоростью. С последних чисел марта нужно учредить дежурство для наблюдения за Марсом. Ведь дело идет о нашей жизни.

    Шли дни за днями. Марс принимал все большие и большие размеры. Ясно можно было различить и материки, и моря, и острова, и каналы.