Изменить размер шрифта - +
 – Я им скажу, что у вас загорелась постель, а вы оба пьяны – едва не сгорели заживо. На самом деле вы сейчас же уберетесь отсюда!

    – Погоди ты, да погоди же, она умирает.

    – Ничего не умирает. С голокожей бабенки их легко выбрать. Чем ты их? Тряпкой? Дурак. Кожу ей зазря испортил.

    – Лазерника нет.

    – Ладно, – сказал портье. – Будет теперь в пятнышку. Голокожей – все равно. Была бы лохматенькая – тогда уродство, а так… Жалко только, что молодая.

    – Чем ее лечить?

    – А ничем. Само пройдет. Главное – от этой пакости избавиться… Придется постель на самом деле сжечь. И тряпки ваши – тоже. С вас, кстати, штраф.

    – Со штрафом подожди.

    – Сегодня к середине дня – чтоб выложили. Десять экю, понял?

    – Дрянь, – сказал ему Хугебурка.

    – Сам ты дрянь, – обиделся портье. – Расскажу вот всей Лагиди, что вы оба порченые, вас вообще никто больше на порог не пустит.

    Бугго недовольно замычала, когда Хугебурка взвалил ее на плечо и потащил прочь. Дождь все еще шел и приятно студил воспаленную кожу. Серенький рассвет неумело пробивался сквозь тучи. Когда Хугебурка с капитаном выбрались из района гостиниц и баров, в окнах уже заморгали первые огоньки – там начали готовить завтрак. Летное поле, сверкающее мокрыми полосами и словно бы заплаканными фонарями, было пустым. Хугебурка сел на корточки возле фонаря, положил Бугго себе на колени (ее ноги бессильно болтались в луже) и завершил осмотр, убив последнего кровососа у нее на шее. После этого буквально на глазах Бугго стала оживать, отек пошел на спад с быстротой почти сверхъестественной. Она задышала глубоко и ровно, а потом открыла глаза и уставилась на своего старшего офицера с негодованием.

    – Ну? – вопросила она.

    – Нас вышибли из гостиницы. У вас на теле приблизительно двадцать ожогов. Да, еще вы голая.

    Она метнула взгляд на себя, но не сделала ни малейшей попытки прикрыться.

    – Что еще?

    – Это основное.

    – Мурашки?

    – Да. Сильнейший аллерген. Местные жители боятся их куда сильнее, чем вы предполагали. Зараженным приходится снимать с тела и лица все волосы, а это больно и постыдно.

    – На «Ласточке» их сотни, – задумчиво проговорила Бугго.

    – Кстати, жить придется на корабле, – добавил Хугебурка. – Ни одна здешняя гостиница нас теперь и близко не подпустит.

    Бугго дернула ртом.

    – Слушайте, Хугебурка, дайте же мне свою куртку, что ли. Холодно.

    Хугебурка закутал ее плечи. Она села рядом с ним на корточки и покачалась с носка на пятку.

    – У меня в банке полмиллиона экю, а нам тут ни поесть, ни задницу прикрыть.

    Хугебурка промолчал. Она толкнула его так неожиданно и сильно, что он потерял равновесие и упал в лужу.

    – Ой, простите, – тотчас сказала Бугго, раскаиваясь. – Это я от разных… противоречивых чувств.

    – Надо бы подать прошение администрации порта, чтобы «Ласточку» подвергли глобальной дезинсекции, – сказал Хугебурка, неловко выбираясь из лужи и обтирая грязь.

Быстрый переход