|
- Доктор, вы меня совсем запутали, - пожаловался Херб. - Мы и сами запутались, - ответил Кингсли. - И тогда нам пришло в голову, а вдруг мы ловим чистую мысль. Мысль, посланную на невообразимое число световых лет. Но какова может быть скорость мысли? Мысль может быть мгновенной... скорость ее может быть ниже скорости света. А может быть где-то в промежутке между этими двумя точками. В одном мы уверены эти сигналы - проекция мысли. Но вот перемещаются ли они в обычном пространстве или совершают прыжок из одного измерения в другое, мы не знаем и, наверное, не узнаем никогда. Много времени мы потратили на прибор, который вы видите в соседней комнате. Если в двух словах, то он улавливает сигналы и трансформирует их из чистой энергии мысли в саму мысль, в символы, понятные нашему мозгу. Нам также удалось разработать способ отправки нашей собственной ответной мысли, чтобы установить контакт с теми, кто пытается связаться с Плутоном. Но до сих пор нам, очевидно, удалось только дать им понять, что мы пытаемся связаться с ними, потому что в последнее время структура сигналов изменилась, в них появилась какая-то отчаянная настойчивость, требовательность, почти мольба. - Он провел рукой по лицу. - Все так запутано. - Но зачем кому-то понадобилось посылать позывные на Плутон? - удивился Херб. - Пока здесь не появились мы, на планете не было никакой жизни. Бесплодная планета, без атмосферы, слишком холодная для любой формы жизни. Конец пути творения. Кингсли внимательно посмотрел на Херба. - Молодой человек, - поучительно начал он, - мы не должны никогда и ничего считать само собой разумеющимся. Как мы можем утверждать, что на Плутоне никогда не было жизни и разума? Откуда мы знаем, что миллиарды лет тому назад здесь не возникла и не расцвела высокоразвитая цивилизация? Откуда мы знаем, что много миллиардов лет назад экспедиционный корпус с какой-нибудь далекой звезды не прилетел сюда и не колонизировал эту планету? - Все это звучит неубедительно, - возразил Херб. Кингсли нетерпеливо поднял руку. - Сами сигналы тоже невероятны, - пробасил он. - Но вот они. Я уже много думал об этом. Мое проклятье - это мое воображение; ученый не должен ему поддаваться. Ученый должен продвигаться вперед, прикладывая один осколочек знания к другому, и только тогда делать выводы. Фантазия - удел философов. Но я так не могу. Я пытаюсь понять, что могло произойти и что еще может произойти. Я представил, как далекая планета обшаривает космос в тщетной надежде связаться с давно потерянной колонией здесь на Плутоне. Я представил, что кто-то пытается восстановить связь с людьми, которые жили тут миллионы лет назад. На этом я и остановился. Гэри снова набил трубку и, закурив, хмуро уставился на клубы табачного дыма. Опять голоса из космоса. Голоса, звучащие сквозь бесконечное ничто. И голоса эти говорят что-то такое, что томит человеческую душу. - Доктор, - начал он, - вы не единственный, кто слышал голоса из далекого космоса. Кингсли резко повернулся к нему. - Кто еще? - спросил он почти враждебно. - Мисс Мартин, - спокойно ответил Гэри, затягиваясь. - Вы ведь еще не слышали истории мисс Мартин. Я полагаю, что именно мисс Мартин могла бы вам помочь. - Каким образом? - М-м, дело в том, что мисс Мартин тысячу лет совершенствовала свой мозг. Мысль ее работала без перерыва почти десять столетий. Лицо Кингсли вытянулось от удивления. - Это невозможно, - выдавил он. |
