Изменить размер шрифта - +
Вот вы спросили, возле сердца ли вживлены им измерители. Нет, они вживлены возле половых органов.
– Интересно! Фаллада улыбнулся.
– И даже более, чем вам кажется. Понимаете, – сказал он, выключая монитор, – при половом возбуждении у кроликов не только повышается жизненный тонус, но, как видите, начинают взаимодействовать их жизненные поля. И еще одна интересная деталь. В данный момент, как видите, у самца поле слабее, чем у самки. Это потому, что у самки гон. Но когда самец влезает на самку, его жизненное поле становится сильнее, чем у нее. И вершина синусоиды у самки как бы повинуется синусоиде самца, вместо того, чтобы наоборот. – Фаллада положил ладонь на руку Карлсену. – А теперь я покажу вам кое что еще.
Он прошел в конец комнаты к скамье, сплошь уставленной аквариумами. Постучал по стенке одного из них. С каменистого дна всплыл небольшой осьминог – сантиметров пятидесяти в длину, и грациозно заскользил к поверхности, чуть кружась, словно завиток дыма.
– Если приглядеться внимательно, – указал Фаллада, – можно заметить место, куда вживлен измеритель. – Он включил над аквариумом монитор; появившаяся линия вилась неспешно, округло, без резких взлетов, наблюдаемых у кролика. Фаллада подвинулся к соседнему аквариуму.
– Здесь у нас мурена, одна из самых гнусных морских тварей. Средиземноморский спрут для нее – редкий деликатес.
Карлсен близко поглядел на дьявольскую образину, маячащую меж камней: в приоткрытой пасти виднелись острые, как иглы, зубья.
– Она не кормлена несколько дней. – Фаллада включил монитор. Синусоида мурены также была вялой, но размеренное движение слева направо предполагало запас силы. – Мурену я собираюсь пустить в аквариум с осьминогом, – сказал Фаллада.
– А надо? – поморщился Карлсен. – Может, лучше на словах? Я бы понял.
Фаллада хохотнул.
– Да я бы не прочь, но тогда многое ускользнет. – Он отодвинул засовчик на металлической крышке аквариума с осьминогом. – Спруты свободолюбивы и большие мастера в искусстве удирать. Потому то приходится их держать в закрытых емкостях.
Он вынул из под скамьи прозрачные клещи; они напоминали каминные щипцы, только ручки были длиннее. Погрузив в аквариум с муреной, он медленно завел их над ней и внезапно сомкнул. Вода взбурлила: хищница неистово забила хвостом, силясь укусить схватившие ее невидимые челюсти.
– Как хорошо, что это не моя рука, – заметил Карлсен. Фаллада проворно вынул рыбу из воды и перекинул в аквариум с осьминогом. Мурена стрелой метнулась вниз, в зеленую воду. Фаллада молча указал на монитор.
Там виднелись обе кривые: осьминога – все еще вялая, но усиленная тревогой – и мурены – скачущая зигзагами ярости.
– Смотрите на синусоиды, – сказал Фаллада Карлсену, во все глаза глядящему в аквариум.
Минут пять все, вроде бы, шло без изменений. Мурена блуждала вслепую среди взвеси ила и растительных частиц, поднятых со дна хвостом. Осьминога же и след простыл. Карлсен успел заметить, как тот скользнул между камнями. Мурена заплыла в дальний угол аквариума, очевидно, не догадываясь о его присутствии.
– Видите, что происходит?
Карлсен вгляделся в синусоиды. В их рисунке теперь намечалось определенное сходство. Само собой напрашивалось сравнение с музыкальным контрапунктом, где синусоиды – звукоряд. Синусоида осьминога ожила: кривая теперь дергалась отрывисто, ломано.
Мурена медленно, словно прогуливаясь, проплыла по аквариуму из конца в конец. Теперь сомнения не было: в рисунке синусоид стало намечаться сходство, примерно как у «ухаживающих» кроликов.
Неожиданно мурена метнулась в сторону, к трещине в камнях. Вода в аквариуме потемнела, словно от выброса чернил. Мурена ткнулась в стекло, на миг ее холодные неподвижные глаза вылупились на Карлсена.
Быстрый переход