С той поры – это были уже не просто изуверские выходки – это были сознательные, намеренные злые деяния.
– Но в чем они состояли?
– Пытал крестьян, жег их дома. С двоих мужиков, что охотились у него в лесу, говорят, живьем содрал кожу.
– Ну, это, скорее, напоминает психопата с садистскими наклонностями, чем вампира.
– Согласен. Репутация вампира появилась у него уже после смерти. У меня есть хозяйственная книга восемнадцатого века, где рукой дворецкого написано: «Люд ропщет, чтобы до наступления темноты быть по домам, поскольку на церковном дворе видали графа Магнуса». Ходила молва, что в ночи полнолуния он покидает свой склеп.
– Сохранились какие то свидетельства его вампиризма после смерти?
– Есть кое что. В хрониках церкви городка Стенсель упоминается о похоронах браконьера, найденного на острове, с обкусанным лицом. Его семья заплатила за три мессы, чтобы «спасти его душу от нечистого». Еще жена каретника из Сторавана, которую сожгли как ведьму: она кичилась, что граф Магнус – ее любовник и научил ее пить кровь у детей.
Между тем закончили с первым блюдом; Фаллада, сидевший к гобелену спиной, поднялся изучить его поближе. Несколько минут он пристально разглядывал изображение, затем сказал:
– Если честно, мне трудно принять эту идею всерьез. Вот ваши доводы об энергетических вампирах близки, поскольку я сам ставил эксперименты, и они привели меня к аналогичным выводам.
– Напрасно вы недооцениваете легенды, – заметил Гейерстам.
– Иными словами, нет дыма без огня?
– По видимому – да. Иначе как объяснить огромную волну вампиризма, захлестнувшую Европу в середине восемнадцатого столетия? Десятью годами ранее о существовании вампиров практически не было известно. И тут, ни с того ни с сего, хроники буквально наводняются созданиями, воскресающими из мертвых и сосущими людскую кровь. В тысяча семьсот тридцатом вампиризм, словно чума, прокатился от Греции до Балтики – сотни случаев. Первая книга по нему вышла не раньше чем через десять лет, так что нельзя валить вину лишь на впечатлительных писателей.
– Но это мог быть своего рода массовый психоз.
– В самом деле, мог, однако что то же послужило толчком?
Разговор прервался: подали второе – аккуратные кусочки рулета из оленины и лосятины со сладким укропным соусом и сметаной. Пили болгарское красное, тяжелое и холодное. До окончания трапезы говорили на общие темы. Девушкам, видно, разговор о вампирах наскучил; им хотелось послушать рассказ Карлсена о том, как обнаружили «Странник». Гейерстам вмешался лишь раз: когда Карлсен описывал стеклянную колонну с грибовидными созданиями.
– У вас есть какие нибудь соображения, что это было?
– Понятия не имею, – признался Карлсен. – Разве что какая нибудь пища, вроде головоногих моллюсков.
– Ненавижу осьминогов, – сказала вдруг, мисс Фрайтаг, да так истово, что все оглянулись.
– Вы когда нибудь с ними сталкивались? – поинтересовался Фаллада.
– Н нет, – ответила она, покраснев.
Непонятно почему, но Гейерстам вдруг улыбнулся. Кофе пили в библиотеке. Тепло от камина размаривало, и Карлсен начал позевывать.
– Вам, наверное, хочется отправиться к себе в комнату? – спросил граф.
Карлсен, смущенно улыбаясь, решительно покачал головой.
– Нет нет! После такого отменного обеда клонит в сон, но хочется побольше узнать о графе Магнусе.
– Хотите взглянуть на его лабораторию?
– В этот то час? – укоризненно спросила Сельма Бенгтссон.
– Милая моя, – мягко улыбнулся Гейерстам, – у алхимиков в это время была самая работа.
Карлсен согласился:
– Да, интересно было бы взглянуть. – В таком случае, надо одеться по уличному. |