– В таком случае, надо одеться по уличному. Там холодно. Ну что, кто нибудь составит нам компанию? – повернулся он к девушкам.
Те, все втроем, энергично замотали головами.
– Я ее и при дневном то свете терпеть не могу, – категорично заявила Сельма Бенгтссон.
– Вы считаете, там может быть что нибудь, для меня интересное? – спросил Фаллада.
– Я в этом уверен.
Гейерстам выдвинул ящик стола и вынул оттуда большой ключ.
– Из дома нам придется выйти. Раньше туда вел прямой ход, но прежний хозяин его замуровал.
Гейерстам первым вышел из передней. Стояла ясная лунная ночь; по глади озера пролегала серебристая дорожка, На холодном воздухе Карлсен почувствовал себя бодрее. Гейерстам повел их по насыпной дорожке к северному крылу здания.
– Зачем он ее замуровал? – полюбопытствовал Фаллада. – Боялся привидений?
– Думаю, не привидений; хотя, вобщем то, я не был с ним знаком. Прежде чем я сюда въехал, дом полвека стоял пустой.
Гейерстам повернул ключ в скважине массивной двери. Карлсен ожидал услышать скрип заржавленных петель; дверь однако отворилась бесшумно. Воздух внутри был затхлый и промозглый. Карлсен обмотал шею шарфом и поднял воротник куртки. Дверь слева, ведущая в дом, была прихвачена к притолоке железными болтами.
– Это крыло построено в то же время, что и дом?
– Да. А что?
– Я вижу, ступени совсем не истерты.
– Я сам частенько над этим задумывался. Может, просто не было нужды сюда захаживать.
Как и в доме, стены были обшиты сосной. Гейерстам двинулся вверх по лестнице, останавливаясь по пути на каждой из трех площадок – показать картины на стенах.
– Эти выполнены Гонсалесом Кокесом, испанским живописцем. В молодости граф Магнус служил посланником в Антверпене, где Кокес состоял при губернаторе Нидерландов. По заказу он написал эти портреты великих алхимиков. Вот Альберт Магнус. А это Корнелий Агриппа. А вот Василий Валентин, алхимик и монах бенедиктинец. Вы ничего не замечаете в этих портретах?
Карлсен пристально вгляделся, но в конце концов покачал головой.
– Внешность у всех такая благообразная…
– Да, – кивнул Фаллада. – Вид, как у святых.
– Когда все это писалось, Магнусу было двадцать с небольшим. Мне кажется, по полотнам можно судить, что им двигали высокие идеалы. И надо же, через каких нибудь десять лет он уже в капусту рубил вестерготландских крестьян и готов был заложить душу дьяволу.
– Почему?
Граф пожал плечами.
– Мне кажется, я знаю, почему, но на объяснение ушло бы много времени. – Он поднялся на пролет выше. Через матовое стекло в нише угадывался лунный свет над озером.
Дверь на верхней площадке была окована толстыми железными лентами, по всему периметру проглядывали металлические заклепки. Правая сторона показывала, что в дверь ломились: дерево было расщеплено, виднелись глубокие зазубрины от топоров.
– Мне представляется, – сказал граф, – эта комната после смерти графа была заперта, а ключ, вероятно, выброшен. Взломал ее кто то из потомков. – Он толчком распахнул дверь.
Комната внутри, вопреки ожиданию, оказалась довольно большой. Запах был резкий и какой то противоестественный – Карлсен уловил в нем ладан. Было и еще что то, трудноуловимое, но до тошноты неприятное. И тут вдруг стало понятно: душок прозекторской, где вскрывают трупы.
Гейерстам щелкнул выключателем, но ничего не произошло.
– Странно. В этой комнате электрические лампы никогда подолгу не держатся.
– Может, просто граф их недолюбливает? – пошутил Карлсен.
– Или что то неладно с проводкой.
Гейерстам чиркнул спичкой и зажег два керосиновых светильника на скамье. Теперь было видно, что основную обстановку в комнате составляют кирпичная печь и какое то похожее на палатку сооружение. |