|
И сейчас же понял, что происходит. Она была там, но ей до него не было дела. Она общалась с реликтом, по прежнему витающим в черной пустоте. Чувствовал он и лютый голод, волна за волной накатывающий из мертвого гиганта. Добыча ускользнула в своих кораблях, и хищники чувствовали себя обманутыми. Их злило, что они все еще там, в пустоте. Им было непонятно, что же такое произошло. Уговоры и объяснения давались ей с трудом: она находилась в другом мире, бодрствовала, а остальные цепенели во сне. Их агония стегала ее, словно кнут. Карлсен, словно индуктор, реагировал на поток ее энергии. Через туман прорвался голос Гейерстама: «Пожалуйста, перевернитесь на секунду». Карлсен с усилием открыл глаза и перевернулся на спину. В комнате он присутствовал лишь наполовину, между ним и остальными клубилась черная пелена. Было видно, что старуха теперь стоит на лестнице, а маятник описывает у него над грудью большие круги. Из подмышек обильно струился пот. Наконец снова послышался голос Гейерстама: – Теперь можете вставать. Карлсен едва сумел приподняться на локтях. Пес сорвался с места и отчаянно залаял. Карлсен прислонился к деревянной лестнице, боясь закрыть глаза: чего доброго, опять утянет в мир голода и страдания. До него дошло, что старуха стоит перед ним, протягивая что то. – На вот, нюхни, – сказала она на невзыскательном шведском. По запаху Карлсен понял, что это чеснок. – Не могу, – мотнул он головой. – Прошу вас, старайтесь делать, как она говорит, – посоветовал Гейерстам. Карлсен взял протянутый зубчик чеснока и поднес к носу. Ощущение было такое, словно ноздри зажали подушкой. Пахнуло тленом, смертью. Он начал надрывно кашлять, по щекам заструились слезы. Душу пронизал ужас, страх задохнуться. И тут, совершенно внезапно, тошноты как не бывало. Словно дверь какая захлопнулась, сокрушительно грохнув. Карлсен понял: перестал лаять пес. Фаллада положил руку Карлсену на плечо. – Как ты теперь себя чувствуешь? Карлсен был признателен за искреннее участие в его голосе. – Намного лучше. Теперь можно наружу? – желание вдохнуть свежего воздуха было под стать острой жажде. Его взяли под руки и помогли переступить порог. Карлсен сел на деревянную скамейку, спиной прислонившись к стене. Солнечный свет тепло трепетал на сомкнутых ресницах. Слышался птичий гомон и шум ветра в кронах сосен. Он почувствовал, как кто то решительно тронул его запястье. Это была старуха. Она сидела на низенькой табуретке, глядя на него – морщинистое лицо сосредоточенно насуплено. Вот она посмотрела ему в глаза и заговорила на латышском. Гейерстам перевел: – Она говорит: не поддавайся страху. Страх – главный твой враг. Вампир не может уничтожить, пока сам не дашь на то своего согласия. Карлсену удалось выдавить улыбку. – Я это знаю. Моа заговорила снова. – Она говорит: вампиры невезучи, – сказал Гейерстам. – Я и это знаю. Старуха сдавила ему запястье, глядя в глаза. На этот раз она заговорила на шведском: – Запомни, что если она в тебе, то ты – в ней. Карлсен, нахмурясь, покачал головой. – Не понял. Женщина улыбнулась и поднялась. Перемолвившись с Гейерстамом по своему, вошла в дом. Пробыв там совсем недолго, она вернулась и вложила что то Карлсену в ладонь. Оказалось – медное колечко с привязанной к нему ниткой. – Она говорит: надо обмотать это вокруг правой руки, чтобы оградить себя от нечистого. Это литовский талисман от ведьм. – Loti pateicos, – сказал Карлсен. Старуха с улыбкой поклонилась. – Как вы себя чувствуете – ничего? До дома дотянем? – спросил Гейерстам. – Да, мне теперь, безусловно, лучше. Гейерстам поклонился старухе; та в ответном поклоне коснулась губами его запястья. |
