Шум сражения сделался громче и неожиданно стих. Затем тишина нарушилась грубыми голосами чем-то занятых и переговаривающихся между собою людей. Так продолжалось какое-то время, потом прозвучал властный окрик, ответом которому были радостный гомон и топот множества лошадей.
— Похоже, наемников смяли, — прошептал Ракоци. — Победители обобрали убитых и отправились пировать. Нам тоже пора отправляться. Теперь нас не будут искать.
— Она очнется? — спросил Руджиеро. — Или мы снова завернем ее в мешковину?
Ракоци прикоснулся к лицу Деметриче. Влажные губы дрогнули, ресницы затрепетали.
— Она уже здесь, Руджиеро. — Он взял женщину за руку — Деметриче! — Оклик его был тих, как шелест ветра в ветвях. — Деметриче, проснитесь.
Она открыла глаза.
— Фран… ческо? — Рука ее вскинулась и безвольно упала. — Вы еще не ушли? — Она вдруг встревожилась. — Вам пора. Уходите.
— Не беспокойтесь. Все хорошо.
— Почему здесь так сыро? Они придумали новую пытку? Отвечайте же, не молчите! Меня пытали водой? — Деметриче приподнялась на локтях. В глазах ее вспыхнуло недоумение. — Но… мы не в тюрьме?
— Нет, — сказал Ракоци и умолк.
— Где мы? — Она замолчала. Недоумение в ее взгляде сменилось испугом. — Что это за место?
— Мы едем в Болонью.
Он молча ждал, когда к ней вернется память. Деметриче вздрогнула, потом села и поднесла руки к глазам. На запястьях виднелись два четких пореза — уже затянувшихся и словно бы давних. Ее зрачки изумленно расширились.
— Значит, это не было сном? Вы действительно вскрыли мне вены!
— Да. — Ему очень хотелось обнять ее, но он понимал, что этого лучше не делать. Потрясение чересчур велико. Ей надо привыкнуть к своему новому состоянию, и тогда… Что будет тогда, он не знал — Деметриче, вы были мертвы… Еще утром ваше мертвое тело висело в цепях на площади Синьории, и юнцы из Христова воинства разводили под ним огонь.
— В это трудно поверить. — Деметриче попробовала усмехнуться. — Что мы делаем здесь?
Ракоци улыбнулся в ответ.
— Мы прячемся. От стражников, от разбойников… Опасность вроде бы миновала, и все-таки нам следует поспешить. Обопритесь на меня, дорогая.
Она приняла помощь и крепко сжимала его руку, когда он вел ее к лошадям. Она старалась держаться, и он это понимал.
Уже сидя в седле, Деметриче спросила:
— Надеюсь, у вас есть сухая одежда?
— К сожалению, нет, — нахмурился Ракоци.
— Тогда что же в этих мешках?
После продолжительной паузы он ответил:
— Там грунт… из Римини. Земля вашей родины, Деметриче.
Тело ее внезапно ослабло, а сердце наполнилось леденящим ужасом первого понимания.
— Земля моей родины? — прошептала она.
— Потом вы поймете, как это важно. Чуть позже, когда начнете новую жизнь.
Не дожидаясь ответа, Ракоци толкнул свою лошадь коленями, и та потрусила к дороге, уже совершенно неразличимой в сгустившейся темноте.
* * *
Письмо флорентийского философа Марсилио Фичино к венецианской поэтессе Кассандре Феделе.
Кассандре Феделе, неоценимой и несравненной, Марсилио Фичино шлет свой привет!
От всего сердца благодарю вас за присланные стихи. Они пришлись весьма кстати, ибо апрель у нас был тревожным и обращение к вашей поэзии вселяло в мою душу покой.
Вы, конечно, уже слышали, что Савонаролу признали виновным в ереси, но, возможно, вам не известно, что приговор, ему вынесенный, приведен в исполнение. |