Он, видите ли, сам достанет цемент. Он скажет, как его смешивать! Какое нахальство! Зачем заглублять опоры? Он, должно быть, воображает себя древнеримским патрицием?
Лодовико захихикал.
— Гаспаро, ты слишком суров. Дельные мысли бывают даже у иноземцев.
Гаспаро фыркнул:
— Я строил всю свою жизнь, как и мой отец! Он возводил собор Санта-Мария дель Фьоре. На стройках у меня отросла борода, но никогда ничего подобного мне делать не приходилось. Говори что хочешь, но этот Ракоци — сумасшедший!
Высказавшись таким образом, он свалил с плеч поклажу.
— Очень хорошо, — кивнул старший мастер Энрико, когда гравий был высыпан. — Еще мешков пять, и довольно.
— Пять мешков? — переспросил Гаспаро. — Слишком холодно, да и поздно уже. Скоро зайдет солнце. Мы можем закончить завтра.
Энрико ласково улыбнулся.
— Если ты сделаешь еще ходку, да Лодовико… да Джузеппе с Карло разгрузятся и принесут еще по мешку, то как раз шесть мешков и получится. Это не так уж трудно, Гаспаро!
Гаспаро не отвечал. Он пристально смотрел на аккуратную яму и качал головой.
— Не понимаю.
Подошедший Джузеппе поставил свой мешок рядом с ним.
— Чего ты не понимаешь, старый мошенник?
Его потертый кожаный камзол был распахнут, рубаха выбилась из штанов.
— Ты просто не любишь работать! Даже если сам Лоренцо наймет тебя для постройки собственного дворца, ты все равно останешься недоволен.
Остальные рабочие засмеялись.
— А вы таки всем довольны? — озлился Гаспаро. — Вам постоянно указывают, что делать, и вы согласны это терпеть? — Он ковырнул носком башмака верхний слой отборной засыпки. — Если бы этот выскочка заявился сюда, я бы потолковал с ним по-свойски!
— И что же ты бы мне сказал?
Звучный приятный голос был весел.
Рабочие замерли, глядя наверх. Гаспаро в сердцах поддал подвернувшийся под ногу камешек и что-то пробормотал сквозь зубы.
Над ними стоял Франческо Ракоци да Сан-Джермано. Его черный, отороченный мехом камзол и совершенно белая шелковая рубашка выдавали в нем чужеземца, как, впрочем, и легкий акцент, и странноватого вида нагрудный орден, в теле которого тускло горели рубины. Костюм довершали русские подкованные сапожки, черные перчатки и французская шапочка, ловко сидящая на коротко подстриженных волосах.
— Ну? В чем дело?
Гаспаро поднял глаза.
— Я сказал бы, — солгал он, — что пора по домам. Собирается дождь.
— Он начнется не скоро. А вы ведь еще не выполнили урок!
Ракоци легко спрыгнул на дно котлована и сумел устоять на ногах. Рабочие переглянулись. Никто из них на такое бы не решился — котлован был глубок.
— Засыпано славно! — похвалил он рабочих, затем среди полного молчания стал обходить площадку. — Скоро приступим к заливке, а?
Энрико почтительно поклонился.
— Надеюсь, все сделано правильно, господин? Мы старались следовать вашим распоряжениям.
— Все ли из вас? — спросил Ракоци, глядя на Гаспаро — Продолжайте в том же духе, пока меня все устраивает. Благодарю!
— Нам приятно слышать это, мой господин!
Энрико ждал, наблюдая, как чужеземец меряет большими шагами засыпку.
Ракоци присел и поворошил гравий рукой.
— Ну что ж! Неплохо! А я уж, признаться, думал, что мои слова мало что значат для вас.
Он подбросил вверх один камешек, поймал и снова подбросил.
Строители угрюмо переминались с ноги на ногу. Гаспаро крякнул и вышел вперед.
— Ваши слова ничего не значат! — заявил он вызывающе — Вы ничего не смыслите в этих делах. |