В поисках дополнительных доводов Анастасия обратилась за помощью к мужу:
- Родион, что ты молчишь, как будто тебя это не касается?
Родион Викторович внимательно поглядел на жену. Нет, наверное, все-таки не знает. Да, собственно, о чем там особенно знать? Ну, мимолетное увлечение. Хотя все же лучше Настю не раздражать.
- Настена, по-моему, все это совсем не так ужасно, - мягко вставил он. - Я бы даже сказал, что в этом возрасте это естественно.
- Но не в ее положении, - слова хлестнули Нику.
Она лучше других знала, что Костя никогда не сможет ее полюбить. И она никогда не сможет признаться ему в своих чувствах. Но она не хотела, чтобы посторонние грубо лезли в их отношения, напоминая о ее ущербности.
- Мне на фиг не нужны ваши советы, - Ника произнесла слово, которое не раз слышала от Кости. Она сама удивилась этому и, чтобы досадить мачехе, отчетливо повторила: - На фиг не нужны.
На мгновение присутствующие потеряли дар речи, а потом Анастасия, повернувшись к мужу, воскликнула:
- Нет, ты видишь?! Вот первые цветочки. Она уже начала выражаться, как уличная девчонка. По-моему, эту дружбу надо прекратить.
Ника взглянула на отца:
- Папа, пожалуйста. Он ведь не сделал ничего плохого. Он... он... - она искала слова, которые могли бы убедить отца встать на ее сторону. - Он хочет вылечить меня.
- Что?! Отец целыми днями сидит в мастерской, зарабатывает, чтобы показывать тебя лучшим светилам...
Родион Викторович вздохнул с облегчением. Точно не знает. Зря он волновался. Прежняя уверенность вернулась к нему, и он властно одернул жену:
- Настя, ты перегибаешь палку. В конце концов, девочка может иметь друзей. Это ее право. Я ведь не отлучаю тебя от твоих пустоголовых подружек, - сказал он и улыбнулся дочери: - Пускай твой кабальеро приходит, только давай договоримся, что ты не будешь перенимать уличного жаргона, - поморщился он.
Костя попытался привести себя в порядок, прежде чем являться домой, но понял, что это занятие пустое. Джинсы были в грязи, рубаха порвана, а о физиономии даже подумать страшно. Должно быть, красавец хоть куда. Он чувствовал, как левый глаз быстро затекает, превращаясь в щелочку.
При виде сына Зоя Петровна всплеснула руками и осела на табуретку:
- Батюшки, где же это ты так умудрился! Это кто же тебя отмутузил?
- Ничего, ему тоже досталось, - мрачно заметил Костя.
- А ты и рад. С кем подрался-то?
- Ни с кем, - буркнул Костя и добавил: - Ма, я тебе потом расскажу, ладно?
- Ох горюшко! Одежду-то скинь. Да в душе пойди ополоснись, прежде чем новое надевать.
Костя захватил чистые джинсы и футболку и побрел в душ. Все-таки с матерью ему повезло. Другая бы как с цепи сорвалась, а она ничего, молодцом. Поворчит еще, конечно, но худшее уже позади. За день вода в душе не прогрелась и сначала обожгла Костю холодом, но скоро он привык и прохлада стала даже приятной. Он долго стоял, подставляя под струи разбитое лицо. Боль постепенно уходила.
Когда он вернулся, мать сидела на веранде и чистила картошку. Она обтерла руки о фартук и, достав из буфета старый медный пятак, протянула его Косте:
- На-ка, к глазу приложи, Кутузов.
Костя приложил монету и сел к столу. Если бы мать полезла с расспросами, вряд ли ему захотелось бы говорить о драке с Мишкой. Но она молчала, и от этого он почувствовал, что обязан ей все рассказать.
- Ма, в общем, ты ничего плохого не подумай. Это мы так, с Мишкой повздорили.
- С Мишкой? - удивилась Зоя Петровна. - Это что же вы с ним не поделили?
- Понимаешь, он одну девчонку обозвал.
- Ну, нашли из-за чего кулаки чесать. Девчонки-то теперь тоже хороши. Ругаются, а то и покуривают.
- Она не такая.
- Все они не такие, коли приглянутся. И что же вы, девчонку не поделили?
- Да нет, ма, это совсем не то, о чем ты думаешь. |