Посреди мастерской? Странное место для такого опасного предмета.

— Но он был именно там. На краю свободного пространства, ближе к вещам, расставленным вдоль стен.

— Вы видели его там раньше?

— Не совсем там. Шпиль, как и все остальное, часто менял место. В день перед смертью Энди он стоял на верстаке. Гланц полировал медный шар.

— А люди знали о существовании шпиля?

— О, да. Все уверяли Энди, что он купил совершенно никчемную вещь. А он шутил, что какой-нибудь недотепа из богатого предместья станет подавать к столу крендельки на острие шпиля.

— А как он вообще появился у Гланца? Аукционист говорил, что из старого дома, предназначенного к сносу.

— Энди купил шпиль у Рассела Пэтча. Расс постоянно обчищает заброшенные дома. Кстати, так он и повредил ногу. Они с Коббом мародерствовали, как обычно, и Расс упал с крыши.

— Давайте-ка уточним, — сказал Квиллерен. — Энди не признавал краж, но с удовольствием покупал у воров? По закону эта вещь — опасная покупка.

Мэри пожала плечами, отчасти извиняясь за Энди, отчасти упрекая Квиллерена.

Журналист курил трубку и удивлялся этой женщине — то обезоруживающе искренней, то мгновенно замыкающейся в себе; гибкой, как ива, и сильной, как дуб; скрывавшейся под вымышленным именем; совершенно уверенной в некоторых подробностях и полностью несведущей в других; одновременно страстной и холодной.

Через некоторое время он спросил:

— Вас вполне устраивает заключение о том, что Энди погиб от несчастного случая?

Ответа не последовало — только загадочный взгляд.

— Это могло быть самоубийством.

— Нет!

— Это могло быть попыткой ограбления.

— Почему вы не оставите все как есть? — сказала Мэри, устремив на Квиллерена широко раскрытые глаза. — Если пойдут слухи, неизбежно пострадает Хламтаун. Вы понимаете, что это единственный район в городе, которому до сих пор удавалось сдерживать уровень преступности? Покупатели все еще чувствуют себя в безопасности, и я хочу, чтобы так оставалось. — В ее голосе послышалась горечь. — Глупо, конечно, с моей стороны думать, что у нас есть будущее. Город хочет снести все это и построить стерильные небоскребы. А пока мы — трущоба, и банки отказывают в кредитах тем, кто хочет улучшить положение.

— А ваш отец? — поинтересовался Квиллерен. — Он одобряет официальную политику?

— Считает ее весьма разумной. Понимаете, в Хламтауне никто не хочет видеть сообщества живых людей — только колонку мертвой статистики. А постучись власть имущие к нам в двери, они нашли бы не цифры, а семьи благонамеренных иммигрантов, обнаружили бы стариков, не желающих перебираться в новые районы, скромных бизнесменов вроде мистера Ломбардо — разных национальностей, рас, возрастов — и известное количество так называемых отбросов общества, в большинстве своем безобидных. Таким и должен быть район — кипящий острой сборной солянкой. Но у сильных мира сего вегетарианский склад ума — они боятся смешивать лук и морковку с говяжьей вырезкой.

— А кто-нибудь из вас пытался их переубедить?

— Си Си — пару раз, но что может сделать один человек?

— С вашим именем и влиянием вы бы могли, Мэри.

— Да папа и слушать об этом не станет! Ни за что! Знаете, как я записана в бюро лицензий? Продавец-антиквар! Вот уж смаковали бы это газеты!.. А видите вон тот чиппендейловский[4] стул у камина? Ему же цена двести тысяч! Но я — антиквар класса C, вот и все.

— Кто-то должен представлять район в муниципалитете, — сказал Квиллерен.