– Через которую стену? – спросил Квиллер. Ему вспомнилась Айрис Кобб и толкушка для пюре. – Вы знаете, какая стена?

– Мне он этого не сказал.

– Кому-нибудь из членов семьи случалось видеть, что Эфраим заглядывает по ночам в окно?

– Об этом никто никогда не говорил, но Гудвинтеры вообще предпочитали помалкивать об этом деле. И удивился, когда Старший мне это рассказал. Я был его учителем в начальных классах, может быть, поэтому он мне доверял.

– У меня складывается впечатление, что здесь у вас крепко верят в духов.

– О да, ещё бы! В этих землях просто раздолье для привидений – прямо как в Шотландии. У нас тут много шотландцев. Да ведь и вы шотландец. Вы мне говорили.

– Фамилия моей матери была Макинтош, – с гордостью сообщил Квиллер, – и она, насколько я знаю, никогда не видела привидений. При мне она, во всяком случае, о привидениях ни разу не говорила.

– Ну, тут, безусловно, требуется острота восприятия и непредубежденный взгляд. Скептики и не подозревают, чего они лишаются.

– А сами вы когда-нибудь видели призраков?

– Ещё бы! Целых тридцать два! Вы слышали о взрыве на шахте Гудвинтера в тысяча девятьсот четвёртом году? Тридцать два шахтера разорвало на кусочки! Ну, и… двадцать лет спустя после катастрофы со мной приключилась прелюбопытная история – через двадцать лет, день в день, тринадцатого мая. Я был в гостях у одной молодой леди, которая жила за городом. Тогда я жил в Пикаксе, в шести милях от неё, и возвращался домой пешком. В те времена мало у кого в Мускаунти водились автомобили, а у меня-то даже и велосипеда не было. Так что я возвращался пешком по Северной Пикакской дороге. Её тогда ещё не заасфальтировали. Время приближалось к полуночи. Вы знаете этот холм, как раз к северу от шахты? Так вот, тогда это был только небольшой террикон, и только я поравнялся с ним, как заметил: по верху движутся какие-то тени. Я замер, вгляделся в темноту – это были люди с кирками и корзинками для завтрака. Они прошли медленно и беззвучно и исчезли за холмом. Тридцать два, я сосчитал, и у каждого на голове фонарик. Я до сих пор словно вижу качающиеся огоньки проходящей мимо вереницы. Ночь стояла безветренная, но, после того как они прошли, листья на деревьях зашуршали, и по спине у меня пробежал холодок.

Квиллер из уважения помолчал несколько секунд, а потом спросил:

– Вы сказали, это было в тысяча девятьсот двадцать четвертом году? Действовал сухой закон. Вы уверены, что не прикладывались к запретному зелью из вашей серебряной фляжки?

– Но не один же я их видел, – запротестовал Гомер. – И каждый раз это случалось в годовщину взрыва – тринадцатого мая.

– Их до сих пор видят?

– Сомневаюсь. Сейчас, когда шоссе заасфальтировано и автомобили проносятся мимо со скоростью семьдесят миль в час, кто может углядеть нечто столь неуловимое, как привидение? Но я вам вот что скажу! На будущий год, в ночь на тринадцатое мая, мы с вами поедем на то место, где была шахта Гудвинтера, остановим машину и будем ждать, что произойдёт.

– Я запишу себе в ежедневник, – сказал Квиллер. – Не забудьте только взять с собой вашу фляжку.

В этот момент в кабинет вошла Рода Финни со своей метелкой. Увидев кофейные чашки, она воскликнула:

– Ах вы гадкие! Не сказали мне, что пьёте кофе!

Гомер посмотрел на Квиллера и безнадежно пожал плечами.