Я устала от хлопающих дверей и мусорных баков, которые носят туда-сюда по лестнице с узкими ступенями. Бог мой! Они в старину, вероятно, имели маленькие ноги. И маленькие зады! Посмотрите на эти виндзорские стулья! Я продаю дом и переезжаю на квартиру в Индейскую деревню, это рядом с полем для гольфа, знаете?
– Мама чемпион но гольфу. Она выигрывает все турниры, – пояснила Паг.
– А что будете вашим антиквариатом, когда переедете? – поинтересовался Квиллер.
– Продам с аукциона. Вы любите аукционы? Это приятное времяпровождение в Мускаунти после скромных ужинов и прогулок по саду.
– О, мама! – запротестовала Паг. Она повернулась к Квиллеру: – Вон тот большой письменный стол принадлежал моему прадедушке, основателю «Пустячка»!
– Он выглядит как гроб, – заметила Гритти. – Я была обречена жить с антиквариатом всю жизнь. Никогда не любила его. Сумасшествие, не правда ли?
На кухне был накрыт сосновый стол, на котором в бледно-голубых тарелках красовалась закуска.
– Надеюсь, это последний обед, который я ем с голубого фарфора, – сказала Гритти. – Он делает еду противной, но в семье мужа его всегда ставили на стол, как и сотни произведений искусства, которые отказывались разбиваться.
– Как жаль, – сказал Квиллер, – что пожар уничтожил редакцию «Пустячка». Я надеялся, что газета будет выходить под руководством Джуниора.
– Плевать на «Пустячок», – заявила Грипп. – Его нужно было закрыть ещё тридцать лет назад!
– Но газета уникальна. Джуниор мог бы продолжить традиции, даже если бы она печаталась современными методами.
– Нет, – не согласилась Гритти. – Мальчик женится на своей крошке, и они оба уедут из Пикакса в Центр, будут работать там. Возможно, – добавила она со смехом, – Джуниор – карлик в ряду семейных гигантов.
– О, мама, не говори таких вещей, – запротестовала Паг, а Квиллеру пояснила: – Мама играет в нашей семье роль юмориста.
– Эта роль помогает мне прятать свое разбитое сердце, – сказала вдова, пожав плечами.
– А что стало со всем зданием «Пустячка»? Была ли возможность спасти хоть что-нибудь?
– Остались только стены, – ответила она без видимого сожаления. – Они в два фута толщиной. Можно сделать шесть-восемь магазинов, но мы должны подождать и узнать, что выплатят по страховке.
На протяжении визита Квиллера преследовала мысль, что всё произошло слишком быстро, чтобы быть случайным. Что касается вдовы – или она хорохорится, или крайне бессердечна. Гритти с её неискренностью меньше напоминала ему смелую женщину, больше – песок, попавший в шпинат и скрипящий на зубах.
Возвратясь домой, он позвонил в стоматологический кабинет доктора Золлера и поговорил с молодым регистратором, у которого были ослепительно белые зубы.
– Это Джим Квиллер, Пэм. Вы примете меня сегодня?
– Одну секунду, найду вашу карточку… Вы были у нас в июле, мистер К. Мы вас ждали только в январе.
– Это экстренный случай. Я пил много чая.
– О… В таком случае вам повезло. У Джоди отменён приём. Вы можете зайти прямо сейчас?
– Через три минуты и двадцать секунд.
В Пикаксе самое большое расстояние преодолевается не более чем за пять минут.
Кабинет, прекрасно переоборудованный из бывшей конюшни, располагался позади старого пикакского отеля. Джоди радостно приветствовала Квиллера. В длинном белом халате она выглядела ещё более крошечной.
– Я пыталась разыскать вас! – сказала она. |