Король Георг Второй посетит завтра вечером наше представление с полной свитой и в регалиях восемнадцатого века. Наш драматический кружок ставит… Вы должны вступить в «Пикакский драматический», Квилл. У вас хороший голос и благородная внешность. Мы смогли бы поставить пьесу «Звонок, книга и свеча», и Коко играл бы Пайвокета.
– Я сомневаюсь, что он захотел бы играть кота, – сказал Квиллер. – Он невыносимый сноб. Боюсь, как бы он тут же не сыграл заглавную роль в «Ричарде Третьем».
Обед с Сьюзан был приятным продолжением свадьбы, которую Квиллер считал скомканной. Он подарил ей букет роз, а она ему – нежный поцелуй. На время он забыл о своих переживаниях по поводу потери домоправительницы и о своем негативном отношении к её мужу. Забыл до тех пор, пока не начал свой традиционный вечерний обход дома.
Маленький томик лежал на ковре в библиотеке. Это был «Отелло», и Квиллеру на ум пришло лучшее, что он знал: Вы скажете, что этот человек любил без меры и благоразумъя.
Когда Квиллер нёс сиамцев через двор в плетёной корзинке, он вспомнил другую строчку, и его усы встали дыбом. Дай эту ночь прожить! Отсрочь на сутки.
ПЯТНАДЦАТЬ
Воскресенье, двадцать четвертое ноября
Ещё два дюйма снега выпало за ночь. Когда Квиллер принёс плетеную корзинку в главный корпус, бронзовые колокола на башне Старой Каменной церкви и магнитофонная запись колокольного звона в Малой Каменной церкви оповестили об утренней службе. Мистер О'Делл, уже посетивший раннюю мессу, приводил в порядок снегоуборочную машину.
– Уверен, сегодня соберётся много народу на вечеринку. Кажется, завтра не придётся чистить главную аллею и парк, ночью снега не будет.
Квиллер вошёл в дом, поднял рычажок термостата и начал готовить кошачий завтрак, как вдруг хлопнула входная дверь. «Это О'Делл, – подумал он, – решил выпить горячительного в такое холодное утро». Но никто не появился, и, когда Квиллер услышал всхлипывания в холле, он поспешил посмотреть, в чём дело.
– Миссис Кобб! – воскликнул он. – Что вы здесь делаете? Что с вами случилось?
Изможденная, бледная, со спутанными волосами, она устало прислонилась к двери.
При появлении Квиллера она громко разрыдалась, закрыв лицо руками.
Он привёл её в кухню и усадил на стул.
– Как вы сюда попали? Вы что, шли по снегу? Где ваш платок?
– Я не знаю, – причитала она. – Я ничего не знаю. Только… я убежала. Я не могла оставаться.
– Что-то было не так? Что? – Он снял её мокрые ботинки и обмотал ноги полотенцем.
Она трясла головой, и её всхлипывания переходили в стоны.
– Я сделала… ужасную ошибку…
– Миссис Кобб, почему вы не говорите мне, что случилось?
– Он монстр! Я вышла замуж за монстра. О, что мне делать?!
– Вы ранены?
Она покачала головой, извергая потоки слез.
Квиллер дал ей в руки коробку с бумажными носовыми платками.
– Он оскорбил вас физически?
– Ох! Я не могу об этом говорить! – Она уронила голову на стол, плечи её затряслись от рыданий.
– Он что, напился?
Она подняла затрепетавшие ресницы.
– Я сделаю вам чашку чая.
– Не могу, это нельзя так оставить – причитала она. – меня бросили на всю ночь.
– Выпейте-ка лучше немного воды. Вы, вероятно, уже обезводили свой организм.
– Я не в силах это стерпеть.
– Тогда я звоню доктору. – Он набрал номер телефона доктора Галифакса, и медсестра, которая ухаживала за женой доктора, инвалидом, ответила, что он в церкви. |