— Но только на месяц, не больше. У меня театр, — предупредил Резо.

Менахем улетел, а через неделю пришло приглашение на Данелия и Габриадзе и два билета первого класса в Тель-Авив.

В то время уже началась горбачевская перестройка. Коснулась она и кино. В мае 1986 года в Кремле прошел Пятый съезд кинематографистов, революционный. Впервые за всю историю Советского Союза делегаты съезда отказались голосовать за список, одобренный в ЦК КПСС. Они потребовали, чтобы каждого кандидата в члены Правления обсудили индивидуально, а голосование было бы не открытым (списком), а тайным. И добились своего. А потом, когда подсчитали бюллетени, оказалось, что никто из признанных кинематографистов в это правление не попал. А я попал в правление, хотя считался признанным. Почему, не знаю. Скорей всего, про меня забыли. (Моего друга, в то время самого известного в мире советского кинематографиста Сергея Бондарчука, не выбрали даже делегатом этого съезда.)

После съезда выпустили на экран лежащие на полке запрещенные фильмы. Заменили министра кинематографии, первого секретаря Союза кинематографистов, директора «Мосфильма» и многих других. И когда мы с Резо появились в Госкино с приглашением и билетами, там никто не знал, кто останется, а кого заменят. И нам сказали:

— Летите куда хотите. Перестройка!

— А переводчик, а суточные?

— Нет у нас денег! Переводчика и суточные пусть вам евреи дают, раз уж они такие богатые.

«ФИЛИП МОРРИС»

Перед отъездом в Израиль я был у Сергея Бондарчука.

— Сколько просить за сценарий? — спросил я его.

— Проси сто тысяч долларов.

— Долларов?!

— Долларов. Подожди. — Сергей достал из ящика коробку. — Это у тебя какие часы? — спросил он.

— «Полет». Подарок любимой женщины. Сергей открыл коробку, извлек из нее часы с массивным золотым браслетом.

— На переговоры эти надень.

— Зачем?

— Там все имеет значение, на какой машине приехал, что на тебе надето, какие у тебя часы. Это — «Патёк Филипп» (Patek Philippe), мне Юл Бриннер подарил. Приедешь, вернешь.

Дома я начал считать: «Доллар на черном рынке десять рублей. 100 тысяч долларов — это миллион рублей! По 500 тысяч на брата? «Волгу» куплю, с рук 15 тысяч. 500 минус 15 — остается 485. Дачу куплю! Это 485 минус 20 — остается 465. Да…»

Я взял бумагу, карандаш, начал распределять — семье, родным, друзьям, соратникам. Запутался. Ладно, пусть сначала заплатят, потом уж как-нибудь разберемся…

В самолете, когда летели в Тель-Авив, я показал Резо бондарчуковские часы и объяснил их назначение.

— А сколько там платят, ты у него не спросил? — поинтересовался Резо.

— Спросил. Он сказал, что с этими часами нам дадут 100 тысяч долларов.

— Долларов?!

— Долларов.

Резо подумал и сказал:

— «Волгу» куплю!

— 15 тысяч. 500 минус 15. Остается 485 тысяч.

— Дачу куплю!

— 20 тысяч. Остается 465 тысяч. Пауза.

— Дубленки куплю, болгарские, Крошке и Левану! (Жене и сыну.)

— Еще тысяча. Остается 475.

— Ладно! Давай лучше про сценарий будем говорить.

Между прочим. В те времена пределом самых смелых мечтаний граждан Советского Союза были машина «Волга», дача и болгарская дубленка.

В Израиль мы летели через Вену. В венском аэропорту был эпизод с сигаретами, о котором я рассказал в эпизоде про умную собаку с приятным бархатным баритоном.