Вощев стоял с робостью перед глазами шествия этих
неизвестных ему, взволнованных детей; он стыдился, что пионеры,
наверное, знают и чувствуют больше его, потому что дети -- это
время, созревающее в свежем теле, а он, Вощев, устраняется
спешащей, действующей молодостью в тишину безвестности, как
тщетная попытка жизни добиться своей цели. И Вощев почувствовал
стыд и энергию -- он захотел немедленно открыть всеобщий,
долгий смысл жизни, чтобы жить впереди детей, быстрее их
смуглых ног, наполненных твердой нежностью.
Одна пионерка выбежала из рядов в прилегающую к кузнице
ржаную ниву и там сорвала растение. Во время своего действия
маленькая женщина нагнулась, обнажив роднику на опухающем теле,
и с легкостью неощутимой силы исчезла мимо, оставляя сожаление
в двух зрителях -- Вощеве и калеке. Вощев поглядел на инвалида;
у того надулось лицо безвыходной кровью, он простонал звук и
пошевелил рукою в глубине кармана. Вощев наблюдал настроение
могучего увечного, но был рад, что уроду империализма никогда
не достанутся социалистические дети. Однако калека смотрел до
конца пионерское шествие, и Вощев побоялся за целость и
непорочность маленьких людей.
-- Ты бы глядел глазами куда-нибудь прочь,-- сказал он
инвалиду.-- Ты бы лучше закурил!
-- Марш в сторону, указчик!-- произнес безногий.
Вощев не двигался.
-- Кому говорю?-- напомнил калека.-- Получить от меня
захотел?!
-- Нет,-- ответил Вощев.-- Я испугался, что ты на ту
девочку свое слово скажешь или подействуешь как-нибудь.
Инвалид в привычном мучении наклонил свою большую голову к
земле.
-- Чего ж я скажу ребенку, стервец. Я гляжу на детей для
памяти, потому что помру скоро.
-- Это, наверно, на капиталистическом сражении тебя
повредили,-- тихо проговорил Вощев.-- Хотя калеки тоже
стариками бывают, я их видел.
Увечный человек обратил свои глаза на Вощева, в которых
сейчас было зверство превосходящего ума; увечный вначале даже
помолчал от обозления на прохожего, а потом сказал с
медленностью ожесточения:
-- Старики такие бывают, а вот калечных таких, как ты,--
нету.
-- Я на войне настоящей не был,-- сказал Вощев.-- Тогда б и
я вернулся оттуда не полностью весь.
-- Вижу, что ты не был: откуда же ты дурак! Когда мужик
войны не видел, то он вроде нерожавшей бабы -- идиотом живет.
Тебя ж сквозь скорлупу всего заметно!
-- Эх!..-- жалобно произнес кузнец.-- Гляжу на детей, а
самому так и хочется крикнуть: "Да здравствует Первое мая!"
Музыка пионеров отдохнула и заиграла вдали марш движения.
Вощев продолжал томиться и пошел в этот город жить.
До самого вечера молча ходил Вощев по городу, словно в
ожидании, когда мир станет общеизвестен. |