|
Вощев всмотрелся в лицо ближнего спящего -- не выражает ли оно безответного счастья удовлетворенного человека. Но спящий лежал замертво, глубоко и печально скрылись его глаза, и охладевшие ноги беспомощно вытянулись в старых рабочих штанах. Кроме дыханья, в бараке не было звука, никто не видел снов и не разговаривал с воспоминаниями,-- каждый существовал без всякого излишка жизни, и во время сна оставалось живым только сердце, берегущее человека. Вощев почувствовал холод усталости и лег для тепла среди двух тел спящих мастеровых. Он уснул, незнакомый этим людям, закрывшим свои глаза, и довольный, что около них ночует, и так спал, не чувствуя истины, до светлого утра. x x x Утром Вощеву ударил какой-то инстинкт в голову, он проснулся и слушал чужие слова, не открывая глаз. -- Он слаб! -- Он несознательный. -- Ничего: капитализм из нашей породы делал дураков, и этот тоже остаток мрака. -- Лишь бы он по сословию подходил: тогда -- годится. -- Видя по его телу, класс его бедный. Вощев в сомнении открыл глаза на свет наступившего дня. Вчерашние спящие живыми стояли над ним и наблюдали его немощное положение. -- Ты зачем здесь ходишь и существуешь?-- спросил один, у которого от измождения слабо росла борода. -- Я здесь не существую,-- произнес Вощев, стыдясь, что много людей чувствуют сейчас его одного.-- Я только думаю здесь. -- А ради чего же ты думаешь, себя мучаешь? -- У меня без истины тело слабнет, я трудом кормиться не могу, я задумывался на производстве, и меня сократили... Все мастеровые молчали против Вощева: их лица были равнодушны и скучны, редкая, заранее утомленная мысль освещала их терпеливые глаза. -- Что же твоя истина!-- сказал тот, кто говорил прежде.-- Ты же не работаешь, ты не переживаешь вещества существования, откуда же ты вспомнишь мысль! -- А зачем тебе истина?-- спросил другой человек, разомкнув спекшиеся от безмолвия уста.-- Только в уме у тебя будет хорошо, а снаружи гадко. -- Вы уж, наверное, все знаете?-- с робостью слабой надежды спросил их Вощев. -- А как же иначе? Мы же всем организациям существование даем!-- ответил низкий человек из своего высохшего рта, около которого от измождения слабо росла борода. В это время отворился дверной вход, и Вощев увидел ночного косаря с артельным чайником: кипяток уже поспел на плите, которая топилась на дворе барака; время пробуждения миновало, наступила пора питаться для дневного труда... Сельские часы висели на деревянной стене и терпеливо шли силой тяжести мертвого груза; розовый цветок был изображен на облике механизма, чтобы утешать всякого, кто видит время. Мастеровые сели в ряд по длине стола, косарь, ведавший женским делом в бараке, нарезал хлеб и дал каждому человеку ломоть, а в прибавок еще по куску вчерашней холодной говядины. |
