Мама, сидевшая с Зайчиком, явно отпадала. Не хватало ещё, чтобы она увидела меня в обществе Свата. Моя мама не из тактичных.

— Ладно, всё, — сказала я в манере школьницы-динамщицы. — Я побежала, а то мы оба намокнем. Твой монстр, кто бы он ни был, уже телевизор смотрит — в такую-то погоду. Ни одно живое существо в такую мокреть по доброй воле не выползет. Чмоки-чмоки, была рада повидаться. Желаю успехов в работе и в личной жизни.

— Ага, — сказал Сват.

И это «ага» закрыло все скобки. Кое-кто из моих одноклассников мёртв, а кое-кто, видимо, в те же девяностые, сошёл с ума. И вот теперь рассказывает, как был ментом, как ловил агрессивных инопланетян, как работает давно почивший в бозе КГБ…

У Свата — глаза психа. Очень обаятельного маньяка. А я-то думала — откуда эта сверхчеловеческая проницательность…

Заскочив под арку, в свой двор, я сразу почувствовала себя легче.

Ходьбы было не на три минуты, а минут на пять. Может, на шесть.

Длинный двор окружали пять многоэтажек: две стояли боком, а три — торцом. И мне предстояло пробежать полтора дома, с десяток подъездов. Так рутинно, что обычно этой дороги и не замечаешь.

Я просидела со Сватом в кафе минут двадцать-тридцать; ещё не поздний вечер — двор был не совсем пустынен. У парадных и на автомобильной стоянке горели фонари, зажглись фонари над гаражом — было не так уж и темно. На той же площадке, где Сват выгуливал свою собачку, маячили толстые тётки и тоже выгуливали болонок; фонарь их хорошо освещал, лучше чем Свата. Компания подростков на сдвинутых скамейках пила пиво и вопила. Обстановка не подходила ни для Чикатилло, ни для графа Дракулы — такого рода чудовища предпочитают уединение, а с уединением было плоховато.

Но тяжёлые шаги сзади меня всё-таки напугали.

Я быстро обернулась, взглянув краем глаза — не удержалась. За мной шёл громадный страшный мужик. Только этого и не хватало.

Я обернулась откровеннее. Он и впрямь был страшен, хоть боковым, хоть прямым зрением. Жёлтый фонарь над подъездом осветил унылую горилью морду и нескладную фигуру дегенерата. Я остановилась, принялась рыться в сумке, пропуская его вперёд, а он, проходя, смерил меня отвратительным взглядом. Людоедским.

Я уже жалела, что выпроводила Свата. Этот урод, судя по морде, был способен на всё, вдобавок, зачаточный интеллект явно не давал ему предвидеть последствия поступков — страх перед наказанием такого не остановит. Я бегло осмотрела двор — и увидела, как по дороге, шагах в десяти от меня, бредёт интеллигентного вида дедушка. Воротник его пальто был поднят, а непокрытая седая голова уже покрылась водяной пылью.

— Простите, — обратилась я к деду, — вы не могли бы… Вы ведь идёте в ту сторону? Вы не проводите меня до подъезда? Вон того, где трансформаторная будка.

Дед улыбнулся.

— Охотно, — сказал он сипловатым голоском. — Это даже лестно.

Впереди, почти напротив моей парадной, стоял и курил дегенерат. Мне показалось, что он за мной следит — и стало по-настоящему страшно. Дедок ничем не сможет мне помочь, если эта горилла решит напасть. Но бежать и кричать, как советовал Сват, было глупо.

Дед взглянул на меня — у него было лицо пожилого киноактёра из советского фильма — и перевёл взгляд на маньяка. Лицо у деда стало озабоченным и тревожным.

— Ничего, — сказала я тихо. — Вы просто постойте около двери парадной, пока я вхожу.

Дед понимающе кивнул.

— А парадная у вас ведь закрывается? — спросил он. — На кодовый замок?

У меня слегка отлегло от сердца. Маньяк точно не жил в нашей парадной — у него не могло быть ключа от входной двери.