Изменить размер шрифта - +
Чем выше была степень допуска или уровень секретности, тем больше русских было в конструкторских бюро, на производстве или в закрытом городке. От них требовалась чистая биография — а ведь брак с иностранцем, примесь нерусской крови или пребывание в оккупации отцов и дедов репутацию загрязняли. Лучшей рекомендацией для карьеры в ВПК было чисто русское происхождение.

Иногда говорят, что, мол, в производстве оружия и в работе ВПК были задействованы самые светлые умы СССР. Это, мягко говоря, преувеличение. Но даже если в этом преувеличении и была бы какая то доля истины — простите, на что тратили свои светлые мозги все эти люди? Какой прок для развития России, и в том числе Великороссии, был от всех их разработок?

 

РАБОТА НА ИМПЕРСКУЮ ИНДУСТРИЮ

 

Н. М. Карамзин как то сказал, что в России есть только две, но зато очень большие напасти: дураки и плохие дороги. Другой неглупый человек сказал, что в СССР есть напасти пострашнее, но их тоже две: гигантомания и шпиономания.

Гигантомания выражалась в стремлении создавать огромные предприятия и топливно–энергетические комплексы, с тысячами и десятками тысяч работающих. Такие сверхгигантские предприятия очень часто оказывались градообразующими, и если заваливалось производство, то получалось — целый город оказывался никому не нужным.

Так и произошло с городом Сосновоборском — близ Красноярска.

Построили его для обеспечения рабочей силой завода тяжелых прицепов. Завод этот был очень полезен и нужен, пока тяжелые грузовики во всем СССР и во всех «странах народной демократии» были одни — КАМАЗы. Промышленность нуждалась в огромных грузовиках, грузовики нуждались в прицепах, завод прицепов обеспечивал все потребности рынка. А о том, что ситуация может и измениться, вряд ли кто–то вообще задумывался.

В 1991 году КАМАЗы перестали покупать в «странах народной демократии» и в «странах социалистической ориентации».

Прицепы мгновенно сделались никому не нужны. Нищий городишко Сосновоборск медленно умирает.

Для работы на такого рода индустриальных гигантах людей набирали по вербовке. Иногда (особенно в 1970–1980–е годы) людей агитировали в «трудоизбыточных республиках» — например, в Азербайджане. Но чаще всего русское население выезжало из России для освоения индустриальных мощностей Таджикистана, Узбекистана, Молдавии и так далее. Во многих республиках русские составляли в основном городское население. В Узбекистане в 1978 году городское население составляло 38%, то следует иметь в виду — русского сельского населения в республике почти что не было. А доля русских в рядах городского населения составляла порядка 70%. В том числе в Ташкенте из 2 миллионов жителей 1 млн. 200 тыс. были русские.

Поднимая крик о «русском засилье», местные националисты в начале 1990–х годов довольно ловко обходили эдакую «стыдную» подробность: а почему, собственно, для индустриального развития Казахстана потребовалось так много русских? Сейчас эта «тайна» открыта уже потому, что слишком многие русские выехали из республики, и некоторые города сразу же превратились в города–призраки. В городах Тывы взорвалось несколько котлов — орать о негодяях–русских, которые обижают туземцев, оказалось куда легче, чем заниматься скучной инженерной работой. Кстати, о завершении модернизации в «трудоизбыточных республиках» свидетельствует сама возможность вербовать азербайджанцев и молдаван туда, где до сих пор вербовали только русских. По–видимому, уровень подготовки рабочей силы в южных республиках к 1980–м годам сравнялся с уровнем России.

Даже в республиках Прибалтики трудно было найти нужное число квалифицированных работников. То есть найти–то было можно, но ведь если загнать местных на гигантские производства, они перестали бы выполнять не менее важную функцию — про изводить товары народного потребления, практически не производившиеся в самой России, те же туфли или кожаные портфели.

Быстрый переход