– Простите меня…
– А теперь я никогда этого не узнаю! – завопил Отто, топая ногами.
Напуганная Белль попятилась. Она подумала, что он схватит ее, но манекен сделал несколько неуверенных шагов и вдруг разразился слезами. Масляные ручейки текли из его глаз, оставляя на щеках темные полосы, а он утирал их платком.
Белль глазела на него, приоткрыв рот. Люцианос зашептал ей на ухо:
– Не шевелись. Бэвори тише. Оно злится…
– У меня тоже есть уши…между прочим, – заявил, всхлипывая, манекен. – И я не «оно», меня зовут… О – От… Отто!
Его слезы растрогали Белль, и она несмело подошла ближе.
– Можешь меня не бояться, – грустно произнес Отто. – Даже если бы я хотел тебя схватить, все равно не смог бы. Так тяжело двигаться, все суставы одеревенели! Графиня получила, что хотела, мы ей больше не нужны. Все рушится… Сады, клумбы, аллеи – все уже исчезло, и скоро все заводные куклы тоже сгинут…
Раздался шум – по стене поползла очередная трещина. Отто глянул на нее, сморщился и снова залился слезами.
Белль тронула его за плечо.
– Не надо, не плачь…
– Мне так нравилось быть живым! – заголосил Отто и спрятал лицо в платок. Плечи его вздрагивали.
– Белль, у нас нет времени слушать его рыдания, – предупредил Люцианос.
Но Белль не обратила на него внимания.
– Меня сделали в Париже, – заговорил Отто, комкая платок и убирая его обратно в карман. – Графиня увидела представление и купила меня у мастера. Как же я завидовал людям, приходящим на меня смотреть! А сейчас я сам почти стал живым, я почти научился понимать, что вы чувствуете. Почему плачете или смеетесь. Я почти познал то, к чему всегда стремился… я почти научился любить…
Он умолк и улыбнулся, но улыбка вышла горькой.
– Я видел, как люди могут любить, – продолжил он. – Это удивительно. Однажды хозяин укладывал меня в фургон после представления, и на моих глазах человек спас своего сынишку. На того неслась карета, отец оттолкнул мальца, а сам попал под колеса. Он спас его ценой своей жизни…
Отто покачал головой.
– Какой же сильной должна быть любовь, чтобы заставить человека совершить такое!
– Ты прав, Отто, – сказала Белль, и в ее памяти возник образ отца.
– Жаль, что я так и не узнал, что значить любить.
Он сунул руку в карман, вытащил платок и протянул его Белль.
– Это лучшее, что я могу для тебя сделать. Знай, я пытался любить тебя, когда притворялся твоим отцом.
Отто дотронулся до ее щеки.
– Я пытался, но у меня не вышло. Наверное, чтобы любить, нужно иметь сердце, а его то у меня и нет.
– Ах, Отто! – воскликнула Белль и порывисто обняла его.
Когда она разжала объятья, ее взгляд упал на окно позади Отто. С карниза свисали лохмотья ярко – красных портьер. Белль задумчиво смотрела на побитый молью шелк; рука нащупала в кармане маленькие ножницы.
– Подожди – ка, – сказала она манекену, и ее глаза загорелись.
Она подбежала к портьере, сорвала ее и расстелила на полу. Присев на корточки и бережно расправив складки, Белль принялась что – то вырезать.
– Вы беспокоились о времени, – сказал Отто. – Не волнуйтесь, у нас его уйма! Смерть еще не скоро покинет свой особняк, чтобы сеять хаос в мире, так что молено не торопиться.
Однако задача оказалась не из легких – маленькие ножницы с трудом справлялись с тканью. Отто, Люцианос и Арана молча наблюдали за работой Белль. Наконец она шумно выдохнула и поднялась с колен, держа в руках произведение своего труда – потертое шелковое сердце. |