Изменить размер шрифта - +
– Простите меня…

– А теперь я никогда этого не узнаю! – завопил Отто, топая ногами.

Напуганная Белль попятилась. Она подумала, что он схватит ее, но манекен сделал несколько неуверенных шагов и вдруг разразился слезами. Масляные ручейки текли из его глаз, оставляя на щеках темные полосы, а он утирал их платком.

Белль глазела на него, приоткрыв рот. Люцианос зашептал ей на ухо:

– Не шевелись. Бэвори тише. Оно злится…

– У меня тоже есть уши…между прочим, – заявил, всхлипывая, манекен. – И я не «оно», меня зовут… О – От… Отто!

Его слезы растрогали Белль, и она несмело подошла ближе.

– Можешь меня не бояться, – грустно произнес Отто. – Даже если бы я хотел тебя схватить, все равно не смог бы. Так тяжело двигаться, все суставы одеревенели! Графиня получила, что хотела, мы ей больше не нужны. Все рушится… Сады, клумбы, аллеи – все уже исчезло, и скоро все заводные куклы тоже сгинут…

Раздался шум – по стене поползла очередная трещина. Отто глянул на нее, сморщился и снова залился слезами.

Белль тронула его за плечо.

– Не надо, не плачь…

– Мне так нравилось быть живым! – заголосил Отто и спрятал лицо в платок. Плечи его вздрагивали.

– Белль, у нас нет времени слушать его рыдания, – предупредил Люцианос.

Но Белль не обратила на него внимания.

– Меня сделали в Париже, – заговорил Отто, комкая платок и убирая его обратно в карман. – Графиня увидела представление и купила меня у мастера. Как же я завидовал людям, приходящим на меня смотреть! А сейчас я сам почти стал живым, я почти научился понимать, что вы чувствуете. Почему плачете или смеетесь. Я почти познал то, к чему всегда стремился… я почти научился любить…

Он умолк и улыбнулся, но улыбка вышла горькой.

– Я видел, как люди могут любить, – продолжил он. – Это удивительно. Однажды хозяин укладывал меня в фургон после представления, и на моих глазах человек спас своего сынишку. На того неслась карета, отец оттолкнул мальца, а сам попал под колеса. Он спас его ценой своей жизни…

Отто покачал головой.

– Какой же сильной должна быть любовь, чтобы заставить человека совершить такое!

– Ты прав, Отто, – сказала Белль, и в ее памяти возник образ отца.

– Жаль, что я так и не узнал, что значить любить.

Он сунул руку в карман, вытащил платок и протянул его Белль.

– Это лучшее, что я могу для тебя сделать. Знай, я пытался любить тебя, когда притворялся твоим отцом.

Отто дотронулся до ее щеки.

– Я пытался, но у меня не вышло. Наверное, чтобы любить, нужно иметь сердце, а его то у меня и нет.

– Ах, Отто! – воскликнула Белль и порывисто обняла его.

Когда она разжала объятья, ее взгляд упал на окно позади Отто. С карниза свисали лохмотья ярко – красных портьер. Белль задумчиво смотрела на побитый молью шелк; рука нащупала в кармане маленькие ножницы.

– Подожди – ка, – сказала она манекену, и ее глаза загорелись.

Она подбежала к портьере, сорвала ее и расстелила на полу. Присев на корточки и бережно расправив складки, Белль принялась что – то вырезать.

– Вы беспокоились о времени, – сказал Отто. – Не волнуйтесь, у нас его уйма! Смерть еще не скоро покинет свой особняк, чтобы сеять хаос в мире, так что молено не торопиться.

Однако задача оказалась не из легких – маленькие ножницы с трудом справлялись с тканью. Отто, Люцианос и Арана молча наблюдали за работой Белль. Наконец она шумно выдохнула и поднялась с колен, держа в руках произведение своего труда – потертое шелковое сердце.

Быстрый переход