— Не приближайся, приятель, — крикнул полицейский, помахивая дубинкой.

— Я — Мэттью Хоуп, — объяснил я. — Детектив Блум пообещал…

— Да, да, все в порядке, — сразу сменил тон страж порядка, — вы хотите осмотреть место происшествия, верно?

— Верно.

— Вы из отдела окружного прокурора?

— Нет.

— Тогда откуда же?

Мне не хотелось предъявлять удостоверение личности, поэтому я уклонился от ответа на этот вопрос.

— Блум ведь звонил вам?

— Передал по рации через патрульную машину, которая здесь курсирует.

— Значит, все в порядке, мне можно зайти, — сказал я.

— Конечно, — согласился полицейский и, вытащив из кармана ключ, отпер замок. — Только лучше ничего не трогать.

Я не стал объяснять ему, что, по словам Блума, полицейские закончили свою работу. Присутствие этого человека почему-то раздражало меня, возможно, виной тому был разговор с Блумом о некоторых тупоголовых блюстителях порядка, которые запросто могут пристрелить чернокожего.

Ощущение того, что здесь произошла трагедия, витало в воздухе. Я почувствовал это, едва переступив порог дома. В скудном свете, просачивавшемся сквозь небольшое окно в прихожей, я разглядел старинные напольные часы, они не были заведены. На полу валялось несколько конвертов, заброшенных в щель почтового ящика. Почтальон выполняет свою работу в любую погоду: идет ли снег, идет ли дождь, даже если выпадет град, — или совершается убийство. Через открытую дверь кухни на покрытом линолеумом полу видны были очерченные мелом контуры тела. Более мелкими линиями, проведенными красным мелом, обозначено местонахождение молотка, футах в трех от первого контура. Белым мелом обведено то место, где лежала Салли Оуэн, и зафиксировано положение ее тела.

Я вошел на кухню, стараясь не наступать на эти линии.

Мне хотелось представить, как входит в дом Джордж Харпер, Салли в этот момент у кухонной раковины, удивлена его появлением. Он поднимает над головой молоток и наносит ей несколько ударов по черепу, а затем, бросив молоток, исчезает в темноте. Почему? Непонятно. Зачем ему убивать ее? Зачем оставлять на месте преступления орудие убийства, да еще со своими инициалами и отпечатками пальцев? «Люди, совершившие убийство, часто теряют рассудок, — сказал мне Блум, — даже профессиональные убийцы». Харпер не был профессионалом, хотя, если верить полиции, вполне мог стать им: два убийства за считанные дни, — постоянная практика совершенствует мастерство. И похоже, Харпер каждый раз терял рассудок: в первом случае оставил на месте преступления канистру для бензина со своими отпечатками пальцев, а во втором случае оставил очень важную улику: свой молоток. Почему? Я не находил правдоподобного объяснения. Потерял он рассудок или просто был глуп? Или это какая-то странная беспечность? Губительная опрометчивость? Все эти качества в совокупности? Или ни одно из них?

Я вернулся в прихожую.

Около дюжины конвертов по-прежнему валялись на полу, в косых лучах заходящего солнца видны были плавающие в воздухе пылинки. Дверь слева вела из прихожей в маленькую гостиную. Диван и два кресла. Зеленый ковер на полу. Занавески в гостиной раздвинуты, поэтому в ней гораздо светлее, в солнечных лучах также бесшумно плавают пылинки. Над диваном висит картина, написанная маслом: два шотландских терьера, как на рекламе виски «Блэк энд Уайт», на поднятых кверху мордах настороженное выражение. Я подошел поближе, чтобы разглядеть подпись автора. Отсутствует. Очень слабый образчик натуралистического направления в живописи. В марте — апреле, когда самый большой наплыв туристов, такие «картины» продают на уличных выставках по пять долларов за штуку.