Придворные начали съезжаться. Появился и сам «пострадавший» — господин Кернив. На нем было тяжелое роскошное одеяние, в котором он, несмотря на жару, чувствовал себя вполне комфортно.

Некоторые господа явились с супругами, хотя в основном всем приглашенным и почетным гостям вменялось в обязанность приходить на судилища без членов семьи. Женщины допускались на подобные собрания только в качестве зрительниц, их места были за ограждением. Исключения делались лишь для очень немногих — наиболее знатных и влиятельных.

Наконец на помост взошел и сам граф Гарлот. Он выглядел бледным и исхудавшим. Сказывалась тревога, которую Гарлот испытывал за своего сына: сперва непонятная болезнь, потом еще более странное душевное расстройство… а теперь, по слухам, юный Цинфелин и вовсе куда-то исчез.

Тем не менее никакие личные беды не помешали графу Гарлоту исполнять свой долг перед народом. Он поднялся к трону и вскинул руки, призывая к тишине.

Как по колдовству, луг, заполненный пародом, затих. Стало слышно, как вдали гудит шмель, — такая воцарилась тишина.

— Люди Бенойка! — раздался голос графа Гарлота. — Сегодня мне предстоит судить женщину, которую обвиняют в том, что она проникла в покои нашего главного советника — господина Кернива, чьи заботы о графстве неустанны, чьи заслуги перед графством бесспорны! Она пыталась обокрасть его, а может быть, и покушалась на его жизнь! Я позволил присутствовать на этом суде женам многих моих сановников и верных подданных, и сделал это сознательно, в нарушение давнего обычая. Как правило, мы считаем правосудие делом чисто мужским, ибо оно подчас требует от нас твердости и беспристрастности, а зачастую и жестокости. Как известно, сердце женщины мягко и склонно прощать. Женщине трудно заставить себя быть беспристрастной и тем более — быть жестокой.

«Боги! — подумал Югонна в смятении. — Граф Бенойка — идеалист, если он действительно думает то, что говорит!»

Рихан слушал Гарлота, полуоткрыв рот и глядя на него с откровенным обожанием. За такого вождя радостно отдать жизнь! А сын графа — еще лучше, еще благородней и отважней!

Между тем Гарлот продолжал:

— Но наш преступник — женщина, и я подумал, что наши благородные женщины лучше поймут ее. Поэтому им дозволено находиться здесь и выступать в защиту или в обвинение.

Граф сделал знак страже, и на помост подняли Далесари. Югонна весь напрягся и подался вперед, желая лучше рассмотреть свою возлюбленную. Несколько дней заточения в подземелье сделали свое дело. Далесари утратила свежие краски лица, она сильно исхудала, под глазами у нее появились темные круги, рот печально обвис. Югонна никогда прежде не видел ее такой.

— Она больна? — спросил он Рихана, подергав того за рукав. Как, по-твоему, она больна? Или голодна? Что они с ней делали? Ее пытали?

Рихан покачал головой.

— Мне доводилось видеть такие лица, — тихо ответил он. — Она попросту смертельно напугана. Этот негодяй запугивал ее все то время, что она находилась у него в подвалах. Кроме того, полагаю, она до сих пор не знает, что ты жив…

Тем временем заговорил господин Кернив. Он подробно описал все случившееся в его спальне, заранее попросив прощения у присутствующих женщин за то, что вынужден говорить о столь интимных вещах.

— Если бы не обстоятельства дела, я не стал бы касаться таких тем, как постель, покрывало, да и я сам, коль скоро я не одет надлежащим образом, — галантно заметил он, кланяясь.