Привычная нам изощрённость Вулфа, похоже, распространяется не на сюжетные детали данного рассказа, а скорее на распределение вины и художественное дистанциирование рассказчика относительно темы повествования Вулфа. Рассказчик, с его «свежим взглядом», скучает, эта история ему неинтересна, но он ошибается, считая её несущественной: это origin story, история происхождения его друга, и для него — история глубоко личная.

Этот рассказ, как совершенно очевидно говорится в самом тексте, перекликается с историей о Синей Бороде, которую мы повторим ещё раз: аристократ Синяя Борода был обладателем гнусной репутации и зловещей синей бороды, и никто не знал, что же случилось с его жёнами. Он женится на младшей из двух сестёр и даёт ей ключ от своих покоев, но велит никогда не входить в его личную комнату. Пока он в отъезде, а сестра гостит у неё, она заходит туда, обнаружив мёртвых бывших жён, висящих на крюках, и пол, залитый кровью, куда она роняет ключ. Когда муж возвращается, то видит на оброненном женой ключе кровь, и угрожает обезглавить её, но она просит у него дать ей время помолиться и бежит с сестрой в запертую комнату в башне. Она добивается, что её братья успевают прибыть и убить Синюю Бороду, оставив ей всё его богатство.

У Вулфа в «Красной Бороде» жена оказывается на собственноручно приготовленном крюке, и к саморазрушению приводит её нежелание лезть в дела мужа. Однако на протяжении всего текста постоянно подчёркивается различие между старым и новым, и этот аспект заслуживает особого внимания. Вскоре мы вернёмся к ещё более древней истории, которая лежит в основе мифа о Синей Бороде.

Этот рассказ Вулфа кажется довольно прямолинейным, но несколько вещей в нём выглядят таинственными и подозрительными, хоть я и не думаю, что в данном случае они говорят о сюжетных хитростях. Рассказчик называет свою дружбу с Хоуи необычной, но это может быть только из-за тематического разделения между «слоем населения постарше» и «новоприбывшими»; как правило, новое и старое в городе никак не связаны.

Рассказчик проявляет своё отношение, когда лепит на убийства ярлык «заурядных и жалких» — всего три жертвы, что кажется прозаичным в сравнении с убийствами Гейси или Джека-Потрошителя. Это демонстрирует отношение «новоприбывших»: история не настолько значительна, чтобы быть захватывающей, и больше не имеет значения, хотя привела к по меньшей мере шести смертям. Показательно, что утверждение рассказчика, будто убийства не имеют значения, вторит его вступительному заявлению: «Не имеет значение, когда мы с Хоуи стали друзьями, за исключением того, что наша дружба была необычной».

Чёрствая природа нашего рассказчика указывает не на то, что он является убийцей, или что где-то рассказе скрывается некий злой дух, как это было в «Кевине Мэлоуне» («Kevin Malone», 1980), а на результат различий между старым и новым. В самом начале говорится, что поутру в воскресенье «новоприбывшие» подстригают траву, вместо того, чтобы ходить в церковь, как «старики». И это не единственное противопоставление.

Несколько примеров «новой» философии в тексте: идея того, что Джексон «кричал о помощи», а жена была его сообщницей; концепция того, что сейчас депьюти вообще не стал бы обыскивать машину без ордера и никого бы не арестовал; ощущение, что три убийства — это скучная, заурядная история — все эти идеи переходят в идеологию, что «теперь это не имеет значения». Они напрямую противопоставляются «старой» философии: если бы Джексон захотел остановиться, то признался бы; депьюти поступил правильно, стянув этот брезент и увидев доказательства; убийства обладают мощью рассказа ужасов — эти человеческие жизни имели значение.

В начале рассказа о старшем поколении говорится: «Эти люди, практически все из них, всё ещё живут здесь, они похожи на старые деревья, растущие меж новостроек».