История выглядела бы раздутой нелепицей, если б не одно «но», — требование одного из сотрудников Спецотдела Глеба Ивановича Бокия. Теперь, дабы оградить ее самое от нападок и сплетен и сохранить для потомков имя ее мужа-ученого, Мария Александровна обязана отдать им все, что она имеет от своего мужа: бумаги, разработки, черновики. В противном случае она будет арестована и расстреляна как пособник буржуазии.

В разговоре Мария Александровна поведала Крупской, что ее отец Александр Обручев был влиятельным в России человеком, весьма состоятельным помещиком, имел воинский чин генерала от инфантерии. И что был он обаятельнейшим и добрейшим отцом, и, конечно же, никакого отношения к любым образам Чернышевского в романе «Что делать?» не имеет. Видно было, что ее давно и сильно задевает вся эта история с литературными героями.

— Немыслимо мне придумывать ту жизнь, которую когда-то кому-то придумал Чернышевский! Но зачем запускают такие разговоры?

Надежда Константиновна, ловя на себе внимательный взгляд собеседницы, понимала, что не станет объяснять ей многие нюансы, как и не станет отвечать на вопрос: зачем, для чего нужны кажущиеся на первый взгляд простыми и глупыми фальшивки.

Однако Надежда Константиновна пообещала Сеченовой безопасность, но для этого предложила, в соответствии с уже существующими правилами, написать заявление в адрес Советского правительства, что она, как вдова выдающегося русского ученого, поддерживавшего борьбу рабочего класса России против царизма, просит определить ее в Дом для престарелых ученых, созданный Совнаркомом для быта и проживания ученых, доживающих свой век. Марии Александровне ничего не оставалось делать, как прислушаться к совету, она написала заявление; Надежда Константиновна, рекомендовавшая ее в подобное учреждение, взяла вдову великого русского профессора под опеку, и Сеченова… осталась жить в семейной усадьбе. Никто больше открыто не беспокоил ее; правда, за два-три года до смерти, последовавшей в феврале 1929-го, Мария Александровна из-за резкого ухудшения здоровья, вследствие чего требовался постоянный медицинский уход, действительно переселилась в Дом для престарелых ученых.

Сведения о Глебе Ивановиче Бокия (1879–1937; некоторые источники ставят 1940-й годом смерти), которые можно найти в советских справочниках и книгах, очень скупы. Там можно прочесть разве что то, что являлся он государственным и партийным деятелем, имел партийные псевдонимы «Кузьма», «Дядя», «Максим Иванович», был причастен к движению «Союз борьбы»; участвовал в революции 1905 г.; неоднократно подвергался арестам. В 1918 г. был председателем Петроградского ЧК. С 1919 г. работал начальником особого отдела Восточного, затем Туркестанского фронтов; член Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК РСФСР. С 1921 г. член ВЧК, член коллегии ОГПУ, НКВД. Награжден орденом Красного Знамени. О самом главном его предназначении — о работе в Спецотделе, конечно же, ни слова. Какая власть станет писать о секретных проектах? Как и о том, что, создавая преступную систему уничтожения людей, он сам стал ее заложником и был уничтожен. И что к этому, окончательному приговору, приложила руку и Надежда Константиновна Крупская. Она обыграла Г.И. Бокия, когда убедила Сталина, что для того, чтобы полностью устранить «ленинскую гвардию» и исходящую от нее угрозу единоличной Власти, необходимо арестовать Бокия и захватить все материалы исследований его Спецотдела, в том числе и большой архив компромата на каждого находящегося у власти (и Сталина, и Крупскую в том числе), и тем самым обезвредить эту бомбу внутри высшего руководящего ареопага Кремля.

В один из дней 1937 года на загородную виллу Г.И. Бокия пришли сотрудники партийной разведки во главе с А.Е. Головановым (а не чекисты, как написали бы в данном случае советские историки) и объявили, что в соответствии с распоряжением Генсека партии ему следует незамедлительно явиться с ними в Кремль.