Для Каракоза вообще нигде и ни в чем не было проблем. Среднего роста, циничный, живой, веселый, полноватый, с темными блестящими армянскими глазами, всегда в новеньком генеральском мундире, сшитом из купленной в валютном магазине «Березка» тонкой английской шерсти, всегда в свежих модных рубашках и не по форме стильных французских галстуках, 45-летний Каракоз охоч до хорошеньких женщин и мужских застолий в загородных ресторанах, которые теперь называются новым словечком «поляны». Лет восемь назад он женился на племяннице Устинова, министра обороны СССР, и быстренько сделал стремительную карьеру от следователя городской прокуратуры до начальника Следственной части Прокуратуры СССР, на голову обогнав своих институтских сокурсников.

Миновав отделанную карельской березой приемную, где дежурили два новых помощника Генерального, мы вошли в кабинет Рекункова. Генеральный сидел за просторным письменным столом. Слева, на отдельном столике, – четыре телефона, в том числе два красных: «вертушка» – общесоюзный правительственной телефонной связи, и «кремлевка» – прямая связь с Политбюро. За широкими чистыми окнами, выходящими на Советскую площадь и памятник Юрию Долгорукому, основателю Москвы, по-прежнему шел занудный снег, отчего Москва даже в третьем часу дня была сумеречной, вечерней, и Генеральному пришлось включить в кабинете свет. Седой в свои 58 лет, высокий, но сутулый из-за былой многолетней необходимости второго лица склоняться перед начальством, Александр Михайлович Рекунков просматривал документы в лежащей перед ним на столе папке с грифом «КГБ СССР».

Я поздоровался. Он встал с кресла и протянул мне через стол сухую, жесткую руку, сказав бесцветно:

– Здравствуйте, садитесь.

Однако Герман живо сломал эту суконную официальность.

– Как вам нравится, Александр Михайлович?! – громко сказал он. – Леонид Ильич персонально поручил ему такое дело, а он стоит в буфете в очереди за судаками! Просто смех!

– Да, – так же бесцветно сказал Генеральный и снял очки. – Скажите, Игорь Иосифович, вы знакомы лично с товарищем Брежневым?

– Нет, Александр Михайлович, не имел такой чести.

– Но, кажется, вы уже однажды занимались каким-то делом по его заданию?

– Да. В 1979 году. Это было обычное дело, ничего особенного.

– Скромничает! – тут же воскликнул Каракоз. – «Ничего особенного!» Они тогда перевернули всю Москву, Закавказье и Среднюю Азию. Разоблачили огромную мафию по торговле наркотиками. О них даже «Голос Америки» передавал!

Рекунков поморщился. В ту пору он работал в Прокуратуре РСФСР, не знал подробностей этого дела, но слухи докатились и до него. Он сказал:

– Я слышал. Во всяком случае, именно вашей славе вы обязаны тем, что Леонид Ильич снова оказал честь Прокуратуре и доверил нам дело государственной важности…

Да, ловко он выразился, прямо скажем! С одной стороны – «оказал честь и доверил», а с другой – не было бы этого выскочки Шамраева, и Бог бы уберег Генерального от необходимости вести это расследование, вмешиваться в дела на Лубянке, а то и в Кремле.

Ясно, что Генеральный боится этого дела, как змеи гремучей, потому так внимательно и листает эту папку…

– Гм, дело, конечно, не простое, – тут же сменил тон Каракоз, постучал пальцами по полировке письменного стола и откинулся в кресле, словно отстранился от участия в этом деле.

Зазвонила «вертушка» – один из красных телефонов. Генеральный снял трубку.

– Слушаю… Да, получили… Не знаю, товарищ Цинев, еще не знаю… Обычным порядком, дело ведет следователь по особо важным делам товарищ Шамраев… Безусловно – строго секретно, это мы понимаем.