|
Но только тогда уж ничего впереди, никогда уж не добиться мне звания священника, которое открывает дорогу ко всему". Этот страх оказаться за одним столом с прислугой вовсе не был свойствен натуре Жюльена. Чтобы пробить себе дорогу, он пошел бы и не на такие испытания. Он почерпнул это отвращение непосредственно из "Исповеди" Руссо. Это была единственная книга, при помощи которой его воображение рисовало ему свет. Собрание реляций великой армии и "Мемориал Святой Елены" - вот три книги, в которых заключался его Коран. Он готов был на смерть пойти за эти три книжки. Никаким другим книгам он не верил. Со слов старого полкового лекаря он считал, что все остальные книги на свете - сплошное вранье, и написаны они пройдохами, которым хотелось выслужиться. Одаренный пламенной душой, Жюльен обладал еще изумительной памятью, которая нередко бывает и у дураков. Чтобы завоевать сердце старого аббата Шелана, от которого, как он ясно видел, зависело все его будущее, он выучил наизусть по-латыни весь Новый завет; он выучил таким же образом и книгу "О папе" де Местра, одинаково не веря ни той, ни другой. Словно по обоюдному согласию, Сорель и его сын не заговаривали больше друг с другом в течение этого дня. К вечеру Жюльен отправился к кюре на урок богословия; однако он решил не поступать опрометчиво и ничего не сказал ему о том необыкновенном предложении, которое сделали его отцу "А вдруг это какая-нибудь ловушка? - говорил он себе. - Лучше сделать вид, что я просто забыл об этом". На другой день рано утром г-н де Реналь послал за стариком Сорелем, и тот, заставив подождать себя часок-другой, наконец явился и, еще не переступив порога, стал отвешивать поклоны и рассыпаться в извинениях. После долгих выспрашивании обиняками Сорель убедился, что его сын будет обедать с хозяином и с хозяйкой, а в те дни, когда у них будут гости, - в отдельной комнате с детьми Видя, что господину мэру прямо-таки не терпится заполучить к себе его сына, изумленный и преисполненный недоверия Сорель становился все более и более придирчивым и, наконец, потребовал, чтобы ему показали комнату, где будет спать его сын. Это оказалась большая, очень прилично обставленная комната, и как раз при них туда уже перетаскивали кроватки троих детей. Обстоятельство это словно что-то прояснило для старого крестьянина; он тотчас же с уверенностью потребовал, чтобы ему показали одежду, которую получит его сын. Г-н де Реналь открыл бюро и вынул сто франков. - Вот деньги: пусть ваш сын сходит к господину Дюрану, суконщику, и закажет себе черную пару. - А коли я его от вас заберу, - сказал крестьянин, вдруг позабыв все свои почтительные ужимки, - эта одежда ему останется? - Конечно. - Ну, так, - медленно протянул Сорель. - Теперь, значит, нам остается столковаться только об одном: сколько жалованья вы ему положите. |
