В ответ Хауэлл резко вскинул правую руку к голове, салютуя отъезжавшему скауту.

— Ну а это к чему? — осведомился в раздражении Тендрейк.

— Это, — медленно промолвил его собеседников честь храбрейшего человека, какого я когда-либо видел, — белого, полубелого — всё равно.

Поуни Перес «въехал» в короткую историю форта Фарни в одиночестве. Точно так же он и выехал из неё. Его отбытие из форта Лоринг прошло столь же незамеченным, как и его появление. Даже погода, словно сговорившись создать видимость подобия, сгустила свинцово-серый фон снега, внезапно подкравшийся с гор Бигхорн, чтобы угрожающе скопиться позади флангов Ларами, быстро загасив яркое солнце плац-парада.

Капрал Сэм Бун подошёл к низкому крыльцу квартиры миссис Луры Коллинз, сутуля плечи на крепнущем ветру, постукивая каблуками, чтобы согреться.

— Прошу прощения, мэм. Я Сэм, э-э… то есть капрал Бун. Приятель Поуни, мэм. Он оставил мне этот конверт, чтоб вам передать.

— Пожалуйста, заходите, Сэм, — девушка взяла конверт, посторонилась, пропуская солдата. — Мистер Перес как будто скоро покидает форт?

— Он уже уехал, мэм.

— Ах, неужели? В такую бурю!

— Буря, да только не для него, мэм. Он ездил и в худшие. — Худощавый капрал глядел девушке прямо в глаза.

— Да, — зелёные глаза опустились. — Я знаю.

— Да уж верно, знаете, мэм.

— Я хотела повидать его. — Слова казались столь же мягкими, как и губы, произносившие их. — Он так внезапно покинул плац-парад. Я пыталась привлечь его внимание, но он не хотел смотреть на меня. Он не хотел смотреть ни на кого, Сэм. Что с ним случилось?

— Я не знаю, мэм. Эти полукровки очень странные.

— Вы говорите, что были его другом, Сэм. Неужели он вам ничего не сказал?

— Что ж, мэм, у него не было настоящих друзей, кроме этого другого скаута, м-ра Клэнтона, которого убил Неистовая Лошадь. А среди прочих, думаю, только я да Даффи — мы лучше всех его знали.

— Но объяснил ли он хоть что-нибудь, Сэм?

— Нет, мэм. Он дал мне и Даффи каждому по стодолларовой бумажке. Потом попросил передать этот конверт вам. Вот и всё. Может, вам лучше поглядеть, что внутри, мэм. — Лура Коллинз кивнула с отрешённым видом.

— Он был таким странным, таким резким человеком. — Длинные пальцы распечатывали конверт. — С ним я всегда чувствовала себя как-то неловко…

— С ним многие из нас чувствовали себя неловко, мэм. Так уж ему было свойственно.

— Нет. — Долговязый горец подумал, что слова девушки так же неслышны, как снежные хлопья, падающие на круп лошади. — Нет, не свойственно, Сэм. Я до сегодняшнего дня не понимала, как на самом деле чувствовалось при нём. — Она помолчала, и зоркий глаз горца уловил блеск набежавшей слезы. — Ах, Сэм! Рядом с ним становилось стыдно за себя.

— Я, пожалуй, пойду, мэм. Не годится мне здесь показываться. Я…

— Подождите, Сэм. — Конверт был уже открыт, а голос девушки сделался вопрошающим. — Но ведь в нём ничего нет! Просто чистый клочок бумаги. Ни слова. Я не понимаю…

— А я понимаю, мэм. Насчёт письма то есть. — Ленивый голос южанина звучал извинением. — Поуни, он ведь не умел писать. Так и не выучился.

Перес проехал по тропе пять миль, затем повернул к северу, по пересечённой местности.