Никому в голову прийти не может, что эти полунищие, доживающий свой век старики не уступят в богатстве самому крутому «новому русскому», что не старость, а непомерная, никогда не утихающая жажда наживы скрутила им пальцы рук, пробороздила морщины на лицах, лишила покоя.

– Здравствуйте, дедушка.

Очки сами по сбе взлетели на лоб. Губы искривила жалкая улыбка.

– Здравствуем, здравствуем, доченька. Вот только лекарства подорожали, никак выкупить не можем – пенсии разве на хлеб с молочком хватает…

– А ты, дедок, покопался бы в кубышке, авось, нашел бы там не один лимон. – не выдержав, хмуро посоветовал Хвост, но под неодобрнительным взглядом Сотовой замешкался. – И тебе от нас – здравствуй, – вывернулся он.

– Как дела, как радикулит? – заботливо расспрашивала хозяйка, будто интересовалась здоровьем мерина, которого завтра с утра погонит на пашню. – Сердечко постукивает?

– Бывает – с перезвоном, – охотно поддержал разговор о болезнях дед. – Скоро согнусь до самого пола с этим самым радикулитом, – со вкусом просмаковал он модную болезнь, даже губы вытер несвежим носовым платком. – Дела делишки идут, ползают. Шибенник богатую квартиру взял, цельный грузовик вывез… Баламут иностранца подковал… на все четыре ноги.

Надежда Савельевна внимательно слушала «доклад», запоминала приблизительную стоимость похищенного и пограбленного, мысленно переводя ее в доллары и марки.

Старик, поглядывая на потолок, так и сыпал кликухами, адресами, цифрами. А еще жалуется – склероз, подумала Сотова, голова работает, как хороший компьютер.

Наконец, умолк. Отпил из стоящей на поручне кресла чашки крепкий, заваренный на травах чаек и уставился немигающим взглядом на хозяйку. Он не выпрашивал указаний, как действовать дальше – сам знает, долгая жизнь вора и убийцы научила – требует вознаграждения.

– Спасибо, дедушка.

Надежда Савельевна расстегнула висящий на поясе «кошель», одарила барыгу тошей стопкой баксов. Когда прятала оставшиеся деньги, поймала потускневший взгляд деда, в котором пряталась угроза смерти. Он не собирался выпускать из своей квартиры доллары.

Телохранители насторожились. Знали, что в стариковском взгляде – не пустая угроза, вслед за ним может последовать удар ножом или яд, спрятанный старухой в подаваемых пирожках с капустой.

– К вам моя Вика не заглядывала? – беззаботно спросила Сотова. Обожает отчаянная женщина играть с огнем, к тому же, знает – ничего с ней не произойдет, верные шестерки заслонят ее жизнь своими. – Не приложу ума, куда могла деваться.

– Нет, не заглядывала, – глубоко вздохнул старик, так глубоко, что выпуклая, далеко не стариковская грудь едва не порвала рубашку. – Редко навещает стариков Викочка, давненько ее не видали…

Благополучно покинув квартиру барыги, Надежда Савельевна села в машину и задумалась. Нужно, конечно, навестить еще парочку заповедных мест, поглядеть, чем занимаются фармазоны, изготовляющие поддельные бриллианты, велик ли «надой» у уличных проституток, как налажен сбыт фальшивых баксов? Короче, пробежаться по организованным еще покойным мужем отраслям доходного бизнеса.

Хватит! Еще одно место, куда почти каждую ночь заглядывает хозяйка и – все, домой!

– Двигай к Павлу Егорычу, – приказала Сотова. – И – поторопись, спать пора.

Павел Егорович – единственный человек в красулиной группировке, которого именовали не по кликухе или фамилии – по имени отчеству. Художник, гравер, механик, он занимался изготовлением фальшивых денег.