Данила поднял голову повыше… и остро пожелал вновь провалиться в беспамятство. А еще лучше — умереть прямо сейчас, на руках двух нео, крепко державших его за локти, стянутые путами за спиной. Впереди, на фоне стены Кремля, маячила спина облезлого акселерата, перепоясанная в талии широким ремнем. В руке нео держал палку с грязной и рваной простыней на верхушке — вероятно, эта унылая тряпка, смотанная с дубины, должна была означать белый флаг.

А в нескольких метрах над флагом торчали кирпичные зубцы, меж которыми… Нет, лучше не смотреть. Данила вновь опустил голову, словно взгляды товарищей по оружию пригнули ее к земле. Бывших товарищей…

— Два мешка, — неуверенно сказал облезлый, для убедительности продемонстрировав пару пальцев с черными когтями. Вряд ли они у нео были черными от рождения, скорее, в них просто въелась грязь и спекшаяся кровь.

— Маленьких, — добавил переросток. — Он двоих наших убил.

— Тюю! — протянул кто-то сверху. — Да он еще и драться не умеет! Всего двое обезьянов — и в плену. Позор для разведчика.

Ратмир… Точно он. Его голос. Странно. Друг же закадычный, с детства вместе. Эх… И караул башни рядом, Горын с Таргатом. Странно, башня над головой вроде не Никольская, а…

— Значит, так, — раздался над головой Данилы голос его десятника. — Иди-ка ты, нео, к своим и скажи, что мы предателей на порох не меняем. Порох есть ценность, предатель — ничто. Менять ценности на ничто есть неразумно.

— Один маленький, — быстро сказал акселерат, отступая назад на пару шагов.

— Шел бы ты отсюда, облезлый, пока я к пушке фитиль не поднес. А то шибко руки чешутся.

«Это Горын. А в голосе — боль неподдельная. Вот бы не подумал… Но Ратмир! Неужто он к Радомире приревновал?»

— Ратмир, воеводе доложи… — прохрипел Данила ссохшимися от жажды голосовыми связками.

— Я все сказал, — отрезал десятник.

Больше нео упрашивать не стал. Только развернулся, рыкнул своим что-то нечленораздельное и, сломав о колено древко «белого флага», пошел прочь от стены. Следом за ним заспешили конвоиры, таща за собой пленника.

Даниле приходилось нелегко. Облезлый вожак периодически вставал на четыре конечности — похоже, передвигаться так ему было гораздо комфортнее. Его пристяжь едва поспевала за ним на своих двоих, особо не церемонясь с досадной помехой, не умеющей передвигаться полутораметровыми прыжками. Не иначе мутанты спешили после неудачных переговоров побыстрее убраться из зоны досягаемости чугунных пушек Арсенала, через одну установленных меж зубцов крепостной стены.

— Да чтоб вы сдохли! — прорычал Данила, бесясь, что не может ничего сделать против двух полулюдей-полуобезьян, словно клещами сжимавших его связанные руки. Не будешь бежать — вывернут плечи из суставов и все равно потащат. Руки же еще могут пригодиться. Потому приходилось приноравливаться к их бегу, перепрыгивая через ямы и поросшие изумрудным мхом бетонные обломки погибшей цивилизации.

Наконец троица вместе с пленником вступила в серую пелену, которая странно напоминала обесцвеченное и потерявшее форму отражение кремлевской стены. Пройдя еще немного на свет, маячивший в тумане, они вошли в круг, выложенный из камней, в центре которого горел костер.

Вокруг костра сидели пятеро нео. Двое грели лапы, чуть не суя их в пламя. Третий сосредоточенно следил за тем, чтобы не подгорело мясо, вздетое на несколько прутков и положенное на рогульки, что были натыканы по обе стороны костра. Двое последних занимались оружием — один своим, ковыряя дубину железякой, другой Данилиным, любовно поглаживая клинок меча, словно ребенок дорогую игрушку.