— Мороков насылало Поле, но в этот раз оно нас не видело, — Иголка, как всегда, догадалась, о чем я думаю, по руке погладила. — Мы же с другой стороны обошли. Ты мне верь, Славушка.

— А вон то не может подослать?

— То не может, то другой породы.

— Ты глянь, сколько тут заразы этой, — присвистнул Голова.

Кажись, даже Чич маленько заробел. Потому что Иголка собралась спускаться по гнутым железным скобам, они прямо из черной обгорелой стенки торчали. И качались, ешкин медь.

Пол в цеху был до половины, а прямо под нами — здоровенная дыра, с бортиками по краям, вроде колодца, только в сто раз шире. Рыжий поджег факел, вниз закинул. Факел упал в серый пепел. Посреди пепла метров на десять в высоту торчала странная штуковина. Конструкция походила чем-то на застывшего био, наверху круглая башка, лесенки сбоку, трубы, краны, ниже еще круглая штука, внизу разорвана…

— Это чо?

— Это реактор, — сказала Иголка. — Тут было самое грязное место.

— Реактор? — нахмурился Голова. — Это от которого лучи смертельные? Ядреный который?

— Ядренее не бывает, — покивала Иголка. — Только вот лучей никаких нет. В реакторе мусор жгли, газ из него горючий добывали. Самое грязное место на фабрике, вот так.

— А ты чо тут раньше делала? — Я старался следить сразу за темной трубой позади нас и за цехом, куда Иголка собралась спускаться.

— С папаней вместе ходили, прожигали кое-что.

Я свесился из трубы, опробовал ступеньки. Скобы шатались, стена была вся в жирном черном нагаре. Полыхало тут неслабо, ешкин медь.

— Я туда не пойду, — объявил Голова. — Ты глянь, там эта сволочь кружится!

— И не одна, — добавил Чич.

Ну чо, принюхался я маленько. Целых три Поля кружили возле реактора. Приятного совсем мало. Ясное дело, их было почти в темноте не видать.

— Слава, вылазь оттуда. Мы пойдем вдвоем, я и Чич, — сказала моя женщина. — Вы ждите здесь. Ни в коем разе не спускайтесь.

— Ты чо, борщевика погрызла или бегать стала быстро? — вежливо спросил я.

— Вы оба мысли прятать не умеете, — сказала Иголка.

— Опять баба у нас теперь за главного? — разозлился Голова. — Славка, уйми ты ее, не то я…

— Я ей чо, отец родной?

Тут Иголка промеж нас влезла. Хорошо, тут света было мало, Голова факел нарочно в сторону держал, что ли. Мне вдруг рыжего жалко стало, ага. Он дергался сильно, видать, крепче нас ему досталось, когда от мороков бегали. Кожа у него сильно слезала, кусками прямо, до крови, чесалось небось везде, да еще Иголка…

— Мальчишки, Голова, миленький, ну простите меня, я буду самая послушная!

Все же он в нее втрескался маленько, ешкин медь. Это Любаха, сеструха моя, так говорит, когда насмехается. Только я над Головой не насмехался, он же мой лучший друг. Я думал — вот мы с ним с детства с одной миски хлебаем, неужто нам и женщину не поделить? Голова же к ней вечно цепляется, то рычит, то над ней смеется, не может культурно разговаривать. Даже страшно мне стало…

— Уснул, красавчик? — Чич глянул слепым третьим глазом, я мигом проснулся. — Кончайте тут сопли разводить, спускайтесь вон до той загородки, там ждите нас. Так будет лучше.

Ну чо, кое-как на веревках спустили мешки с барахлом, сами вниз полезли. Я сказал, что буду спускаться последний, потому что самый тяжелый.