— Так какого ж вы до сих пор молчали, извините!
— Я сам немало принял и расслабился, меня покинул дух ученого-исследователя. Но вот вам, пожалуйста — цельная картинка.
— Вы меня убили… За сколько времени до этих симптомов он должен был принять яд?
— Зависит от дозы, от еды, от выпивки и т. п. От двух часов до получаса.
— Он отравился за трапезой!
Выражение «научного» восторга на лице доктора сменилось на осторожно-опасливое.
— Родион Петрович, ручаться стопроцентно за отравление я не буду. Мало ли чем страдал покойник… какими болезненными расстройствами… В общем, для точного заключения необходимо вскрытие.
— А для вскрытия необходим труп.
— Ларочка! — воззвал старик; она вышла из своей комнаты, вытирая тряпкой руки в краске. — Ты же собиралась на Волгу.
— Да, дядя Аркаша.
— Поезжай! Тут опасно.
Она улыбнулась, и я, завороженный этой улыбкой, взмолился про себя: «Не уезжай!»
— Что молчишь? Для этой девицы смерти словно не существует… — заметил как бы в скобках, для меня. — Тут людей травят…
Она села за стол, подперла лицо кулачками.
— Меня никто не травит. Я хочу досмотреть.
— Что досмотреть?
— Мистерию.
Мне вдруг вспомнилось начало этих моих записок… Как созвучны наши мысли!
— Не знаю, что это такое… — проворчал старик.
— Прижизненное переживание смерти.
— Непонятно.
— Спектакль со смертельным концом, да, Родион Петрович?
— Не знаю, не знаю, — продолжал брюзжать доктор, — все эти мистики, творцы, какие-то там прекрасные дамы при них… Пятеро поэтов! Может это нормальный человек выдержать?
Мы с Ларой засмеялись.
— Бывшие, Аркадий Васильевич, кто в юности не кропал…
— Э нет, всё пишут, пишут, пишут… Как там у вас: «Брат мой, страдающий брат мой!» Бессмыслица…
— Я этого не писал.
— Страдают, завидуют друг другу и травят!
Нас продолжал разбирать смех, но последняя его фраза внезапно отрезвила, будто бы задела краешек истины. «Там жили поэты, и каждый встречал другого надменной улыбкой».
— Лара, как ты думаешь, мог кто-нибудь похитить из буфета ключ?
— Ключ?
— От склепа.
— Я ж вам сегодня его дала.
— Взять и опять подложить.
— Не знаю… ключ лежал на том же месте. А кому это нужно?
Старик и девушка глядели на меня во все глаза.
— Там кто-то побывал.
— Где?
— Да в склепе же! Ну что вы на меня так смотрите? Я туда сегодня слазил — урна Всеволода сдвинута почти в угол.
— А прах? — вскричал старик.
— Она же запаяна… По весу вроде урны одинаковы. Аркадий Васильевич, может человеческий пепел годиться для каких-то опытов?
— Ну, в алхимии один из важных ингредиентов… Однако — вы на что намекаете?
— Вы настоящий ученый…
— Я — материалист! — сказал он сурово и закрыл тему.
— Ладно, оставим прах в покое. Когда Марья Павловна отремонтировала мавзолей?
— Сразу после гибели Митеньки. Какое-то время покойник лежал в часовенке, она дежурила, охраняла.
— Но процесс разложения…
— Ее это очень беспокоило, она заплатила бешеные деньги. |