— В нашем?

— В прошлом году купил квартиру.

— Не, я новых никого не знаю. — Он помолчал. — Чудная у вас семейка.

— Да уж.

— Она все гордилась: родовой склеп. А я скажу: лучше спокойно в могилку лечь, чем с беспокойством в мавзолей. Чего говорили? Погубила жена мужа с полюбовницей.

— У нее стопроцентное алиби.

— Э, делов-то! — Петрович сплюнул. — Народ все равно не верил.

— Митенька оставил предсмертную записку.

— Точно он написал?

— Точно. Органы, конечно, проверяли.

— Про что?

— «Мария! — Я помнил наизусть. — Он является почти каждый вечер и требует от меня окончательного ответа. Не злись и не сокрушайся, дорогая, — разве я смогу устоять перед ликом смерти? Итак, до скорой встречи в родовом склепе. Твой Митенька. 16 мая 1967 года».

Петрович покрутил могучей головой.

— Сильно сказано! «Перед ликом смерти». Так ведь устоял.

— Так ведь нет. Доктор объясняет это послание как результат раздвоения личности: к нему является его двойник, «черный человек», так сказать.

— Черный? — переспросил Петрович и усмехнулся.

— Это выражение Пушкина из «Моцарта и Сальери»…

— Не знаю ничего про Моцарта, только я не негр! — И захохотал.

— Это вы!..

— Я ходил, мы нормально торговались, один раз даже распили по этому поводу. А дверь, между прочим, варили по моему заказу, я свои связи использовал. Вот интеллигенция — умереть толком не умеют.

— И вас по этому поводу не допрашивали?

— С какой стати? Дело это двигалось в строжайшем секрете, склеп же экспроприированный, народный. Он им не полагался, понимаешь?

— И вы никому…

— Ни-ни и Боже оборони! Всяк по-своему бесится. Зачем хороших людей подводить? Теперь уж, после смерти… и только тебе — как родственнику. Сильная женщина твоя бабка, иной мужик перед ней — тля.

— И вы ее не осуждаете?

— Не мое это дело! — отрезал Петрович, закрыв «нравственную» тему.

— Вы помните, сколько ключей было от склепа?

— Один. Замок тоже делали на заказ, чтоб, значит, никакой «черный человек» не пролез.

— То есть без ключа никак?..

— Ну, ежели взломать, взорвать… а подобрать — нет, невозможно. А что, пролез кто?

— Пролез. Следов взлома нет.

— Стало быть, ключ использовали или слепок сделали. Чего украли-то?

— Ничего. Урна передвинута в угол.

— Там уж и урна…

— Другого ее внука, также отравленного болиголовом.

— Вот черт, а?

— Именно что черт.

— Теперь на кладбищах безобразничают, но чтоб то подземелье открыть… Проследи путь ключа!

Красиво сказано, афористично.

— Подземного хода там нет, случайно? — Я вспомнил Лару.

— Да ну! Плиты замурованы будь здоров, столетней кладки.

— А что там внутри было? Гробы, кости?

— Ни-че-го! Двери-то не было. Думаю, народишко в Великую Октябрьскую драгоценности шарил. Род богатейший, Павловна хвасталась.

— Ну вот. А говорите: теперь безобразничают. С той Великой и началось.

— Не буду спорить, опаскудели.