– А если поточнее?
– Какого … ущемляются их права? Какого … их плохо кормят? Какого … их плохо разместили? Какого … им не дают оружие? Ну и так далее.
– А, следовало ожидать. Как прибежать сюда без портков и документов, так это запросто. А потом качать права.
– Да, именно качать права. Поорать, повозмущаться. А как до дела – и я не я, и лошадь не моя… Очень характерно.
– Что предложили?
– Дали сутки подумать. Если продолжат в том же духе, дадим оружие – и пойдут зоопарк чистить. Там работы много.
– Мне кажется, этого делать не стоит, – встревоженно говорит Николаич.
– Стало жалко «протестантов»? – удивляется Охрименко.
– Меньше всего. Идиотов чем меньше, тем спокойнее. Проблема в том, что они там друг друга постреляют да двери пооткрывают. И получим мы на выходе потребность повторной зачистки зоопарка с метаморфами. А это очень разные разницы. В первый раз были нормальные тупые охлажденные зомбаки. А сейчас будут и шустрики и метаморфы.
– К слову, эти протестующие в дело что, не годятся? – вполголоса, но внятно спрашивает стильная дама.
– В том и беда, что не хотят они работать. Грузчиками – впадлу, а что другое толковое – не умеют. Кстати, завтра вам в спальню установят несколько вещиц – щиты на окна и нары, чтоб не на полу спать. Этот, как его, пчеловод оказался толковым столяром, – отвечает Михайлов.
– Это хорошо, что нары и щиты. Но вот дураков запускать в зоопарк… Не нравится мне эта идея, – продолжает гнуть свою линию наш Николаич.
– Зато остальные хвост подожмут. Честно, достало уже – претензии, свары, драки… Я тут не как комендач работаю, а как участковый. Пайковый сахар суконцы на брагу перевели. И сношаются, сволочи, как кролики. Совсем нюх потеряли! Своего патрульного вчера с вашей кассиршей поймал… это, как ее… – возмущается Михайлов.
– Милкой? – как-то очень уверенно переспрашивает Николаич.
– Во-во! И хоть бы смутилась! Еще и претензии выразила, паразитка!
– Ну что ж, Бог терпел и нам велел… – утешает приятеля Николаич.
– Да иди ты…
– Ну утешься. Вон есть такой любопытный факт: «за изнасилование немецкой женщины» был осужден один американский солдат. Он совсем очумел – пользовал немку прямо на своем боевом посту (правда сдав пост, то есть хотя бы не «на часах»). Было это в арке Дворца правосудия, где шел главный Нюрнбергский трибунал. Дали ему несколько недель ареста на гауптической вахте. А ты говоришь!
– Что, серьезно?
– Совершенно. Точная информация. Очень грамотный товарищ представил. Так что с ручательством.
– Охрененно… – поражается обычно невозмутимый Михайлов, и не он один.
Званцев прислушивается с неожиданным вниманием.
– Хотите номинантов на премию Дарвина на убой отправить?
– Зачем так грубо. Наоборот, хотим, чтоб они поверили в свои силы. Поднялись над суетой, стали полезными обществу, – ханжески отвечает комендант.
– Пой ласточка, пой! Пой, не умолкай…
– Морфлот против?
– С какой стати? Вы уже и так нам наприсылали… подарочков… Вот скажите, тридцать итальянок, которых вы отправили нам вторым бортом… Вы были в курсе, что эти туристки – активистки самого отмороженного во всей Европе феминистского общества? Большей частью активные лесбиянки? Бригада плоскодонок?
– Нет, – хмыкает Николаич. |