Слава богу, аккумулятор в запасе есть, его тут же ставят, в бак заливают канистру из трех висевших на БРДМ, и двое из четверых садятся в кабину фургона, а двое возвращаются к нам.

Трогаемся дальше, только вид спереди теперь закрывает фургон… Смотрю на Неву – там и впрямь, то отставая, то выдвигаясь вперед, болтается уже знакомый катер. Приятно, что уж…

– А что это за китайские собаки там стояли? – спрашивает вслух один из вылезавших.

– Это не собаки, это ши-цза. Ши-цза не собаки, а полульвы-полулягушки. У правого – он самец – под лапой жемчужина, у левой – самки – детеныш. Сто лет уже тут стоят, – замечает Дмитрий. – Их ставили в древнем Китае у храмов и кладбищ, чтобы охраняли вечный покой усопших владык.

– Ага, как и сфинксы у Академии… Тоже покой фараонов должны были охранять.

– Да уж, тут теперь им самое место, кладбище с гуями охранять…

– Чего-чего?

– Гуй – это у китайцев демон-оборотень, дух умершего грешника.

– Гламурненько!

– И к месту. А как звучит! Вот вам гуй! Ни гуя нет! Гуево! Негуево!

– Огуели! Гуями обложили!

– С гуя рухнул!

– Ни гуя, ни гуя – а потом гуяк!.. И гуюшки, гуюшки…

– На гуя до гуя нагуярили?! Выгуяривайте к гуям! На гуя выгуяривать? Загуяривайте на гуй!

– Все! Принято на вооружение!

Пока трепались, проскочили мимо Нахимовского училища, где замерли в затишке пятеро пацанов в форменках; мимо «Авроры». Ползем медленно. Передняя БРДМ расчищает дорогу, распихивая в стороны стоящие как попало автомобили.

– В Нахимовском тож никого живых не видно.

– Их тут с первого дня уже нету.

– Как так?

– А клешники тогда еще тут десант выкинули, и всех пацанов, кто еще был жив, тут же под прикрытием десанта и вывезли. МЧС тогда им помогали на своих галошах, как раз и заметили, что в крепости люди. Мимо шли и попали под полуденный выстрел.

– Небось сразу догадались!

– Догадаешься тут…

Проходим по Сампсоньевскому мосту. Мертвецов становится заметно, и сильно заметно больше. Немудрено – шесть больниц, куча школ. А у нас с 1930-х годов всегда рядом с больницами размещали школы и гостиницы, чтобы было где раненых размещать, если что плохое произойдет, вокзал с его бомжами… Не толпа на Невском, но густо. Очень густо. И грустно – много мелькает грязных и окровавленных белых халатов, зеленых шапочек и медицинских костюмчиков веселых расцветок… Коллеги…

Первые признаки живых – шторы, свисающие из окон верхнего этажа Михайловской военной артиллерийской академии. Останавливаемся. Кто-то впереди пускает ракету, потом еще одну. Но никто не отзывается. Едем дальше.

Опер сидит как на иголках. Теперь вроде как он играет роль Сусанина – где-то рядом его пресловутая не то оружейная комната, не то тир. В карты не смотрит, – видимо, ориентируется и так. Колонна отходит от набережной, и мы премся в какие-то глубины не то промзоны, не то зоны железной дороги. Впереди слышна короткая пальба, проезжаем в распахнутые ворота.

Мертвяков внутри вроде нет. Выкатываемся шустро из автобуса. Кто-то в темпе захлопывает ворота, закрываются они, правда, с трудом – очень вероятно, что передняя БРДМ боднула их рылом и слегка погнула. Вяжут створки ворот куском веревки.

Дмитрий возбужден, аж скулы побелели.