Был воскресный день, и толпы
народа наполнили храмы, где ксендзы велели молиться о здравии королевы.
Тогда все стало ясно. После службы иноземные рыцари, которые съехались уже на ожидавшиеся торжества, шляхта и купеческие депутации
направились в замок; цехи и братства выступили туда со своими знаменами. В полдень Вавель окружили бесчисленные толпы народа; королевские
лучники поддерживали порядок, призывая сохранять спокойствие и тишину. Город почти совсем обезлюдел, лишь толпы крестьян из окружных деревень
проходили порой по опустелым улицам; узнав о болезни горячо любимой королевы, крестьяне тоже устремились к замку. Наконец в главных воротах
появились епископ и каштелян, а с ними кафедральные каноники, королевские советники и рыцари.
Они разошлись по стене в разные стороны и смешались с толпой; по лицам их было видно, что они готовятся сообщить какую-то весть, однако
начали они с того, что строго-настрого приказали воздержаться от всяких кликов, чтобы не обеспокоить занемогшую королеву. После этого они
возвестили, что королева родила дочь. При этой вести сердца всех преисполнились радостью, особенно когда народ узнал, что, несмотря на
преждевременные роды, жизнь матери и ребенка пока вне опасности. Около замка нельзя было шуметь, а всем хотелось как-то проявить свою радость,
поэтому народ начал растекаться по улицам, ведущим к рынку. Когда эти улицы наполнились толпами народа, раздались вдруг песни и радостные клики.
Никто не огорчался, что королева родила дочь. "Разве худо было, - говорили в народе, - что у короля Людовика не было сыновей и наследницей
престола стала Ядвига? Благодаря ее браку с Ягайлом государство стало вдвое могущественней. Так будет и теперь. Где сыщешь такую наследницу,
какой станет наша королевна, - ведь ни римский император, ни прочие короли не владеют такой великой державой, такими обширными землями и таким
многочисленным рыцарством! Самые могущественные монархи будут добиваться ее руки, будут приезжать на поклон к королю и королеве, будут
съезжаться в Краков, а нам, купцам, от этого выгода будет, не говоря уж о том, что какое-нибудь новое государство, чешское или венгерское,
соединится с нашим королевством". Так рассуждали купцы, и все ликовало вокруг. Народ пировал и по домам, и в корчмах. На рынке запылали факелы и
фонари. Из окрестных деревень в город съезжалось все больше крестьян, они располагались в предместьях лагерем вокруг своих телег. Евреи шумели
около синагоги на Казимеже <Ныне это район Кракова, в древности - пристоличный городок.>. До поздней ночи, чуть не до рассвета, рынок, как во
время ярмарки, кипел толпами народа, особенно около ратуши и весов. Люди делились новостями; посылали разузнать, не случилось ли еще чего-нибудь
в замке, и осаждали тех, кто возвращался оттуда.
Хуже всего было то, что архиепископ Петр в ту же ночь окрестил новорожденную <Ее назвали Эльжбетой-Бонифацией; первое имя - в честь
Елизаветы Боснийской, матери Ядвиги.>, из чего заключили, что девочка очень слаба. Однако опытные горожанки рассказывали случаи, когда младенцы,
родившиеся полумертвыми, обретали жизненные силы после крещения. Народ верил, что новорожденная выживет, возлагая особые надежды на имя, которым
ее нарекли. Говорили, будто ни один Бонифаций, ни одна Бонифация не могут умереть сразу же после рождения, ибо им предназначено свершить доброе
дело; в первые же годы жизни, а тем более в первые месяцы, ничего ни доброго, ни худого младенец свершить не может.
Однако на другой день и о младенце, и о матери пришли из замка худые вести - и взволновали город. |