- Ну Зверев, ну ты гад. Я тебя значит пустил, а ты… Что это? О чёрт. Ты что же, тоже пристрелил капитана из МГБ? - застонал Пшеничный.

- Это не капитан, а оберштурмфюрер СС, - пояснил Зверев, - если перестанешь скулить, в рапорте укажу что ты проявил геройство при задержании нацистского преступника.

- Нацист? Откуда здесь нацисты?

- Откуда, откуда, из Германии по всей видимости, а теперь закрой рот, нужно взять второго.

- Эй ты! Твой приятель мёртв, крикнул Зверев, - если не хочешь последовать за ним, брось на лестницу оружие, выходи с поднятыми руками.

Из-за приоткрытой двери, ведущей в подвал не было слышно ни звука.

- А может наш Фишер его того, забрал икону, - и Веня чиркнул ногтем по горлу.

- Не стал бы он его убивать, а иначе как бы он отсюда вышел, -сказал Зверев в пол голоса и снова повысил голос, - выходи Тень, или как там тебя! Всё кончено Выходи, не то гранату брошу! - Зверев подмигнул всё ещё слегка ошалевшему Вене. За дверью послышалась возня.

- А ну! - рявкнул Зверев что было сил.

- Не надо гранату, я выхожу послышалось из-за двери.

Дверь приоткрылась, на лестницу упал табельный наган, и через приоткрывшуюся щель, все увидели полноватое лицо майора Свистунова.

Глава 3, в которой преступник делает признание

Корнев устроился за столом. Он восседал прямой как жердь, положив руки перед собой, его пальцы были напряжены и сцеплены в замок. Шувалов и Славен сидели у стены, а Веня Костин устроился на излюбленном зверском диванчике из красного дерева. Часы на стене не громко тикали. Резник сидел в уголке на стуле и сурово поглядывал на присутствующих, по его лицу казалось что ему было скучно, он то и дело прикрывал рот рукой, будто бы зевая, хотя периодически подёргивающаяся щека, и сцепленные в замок пальцы, говорили о том, что Резнику далеко не безразлично всё что происходило в кабинете. На отдельном постаменте, на специально привезённой подставке в углу, под портретом Ленина, стоял тот самый "Святой из Вифсаида", апостол Андрей, апостол Рыбак, наречённый первозванным за то, что был первым из тех, кого призвал за собой Христос. Выполненная сотни лет назад, на специальной доске, особенными красками, мастером своего дела, икона казалась живой. Пусть краски немного потускнели, основа дала небольшие трещинки, но икона, по словам специально приглашённого эксперта, все еще обладала величием и чудотворной силой. Будущий святой был изображен в округлой лодке, с веслом в руке. Он грёб и вглядывался вдаль, согнутая спина, усталое лицо, глаза наполненные сомненияем и грустью.

Зверев смотрел на изображение святого, и словно сквозь пелену тумана, перед ним пролетала всё то, что было с ним связано. Зверев морщился от боли, снова ужасно ныла застуженная спина и нервно курил то и дело прокручивая в голове события последних дней. Он никак не мог поверить что не уберёг Настю. Он вспоминал их последнюю встречу, ту на празднике, когда после одного единственного танца их отношения переменились. В тот день она стала совсем другой и Зверев понимал что и в нём что-то изменилось. В тот вечер он провожал её домой и вопреки своём обычным принципам не сделал попыток напроситься на чай или ещё что-либо в подобном духе. Зверев незаметно достал из кармана фотографию, на которой были они и человек повинный в смерти Насти, теперь Насте нет, а этот ублюдок вот он, сидит прямо перед ним. Живет, ровно дышит и даже время от времени улыбается.

Свистунов сидел спиной к двери, слегка откинувшись на спинку стула и ждал когда все начнется. Он казался абсолютно спокойным и смотрел на оперативников без злобы, временами поглядывал в окно, думая о чём то о своём. Свистунов был спокоен, но внутри Зверева закипала ярость.

- Ну что Леонид Павлович, сам всё расскажешь или тебе помочь? - начал допрос Шувалов, почувствовав что молчание затянулось.