Убийство Ибн аль-Кашаба не было единичным актом. Через год ещё один из первых лидеров «сопротивления носящих тюрбан» пал под их ударами. Все хронисты уделяют этому убийству особое внимание, поскольку человек, возглавлявший в августе 1099 года первую гневную манифестацию против франкского вторжения, стал затем одним из наиболее высоких религиозных авторитетов в мусульманском мире. Из Ирака пришла весть, что кади всех кади Багдада, украшение ислама, Абу-Саад аль-Харави, подвергся нападению «батини» в большой мечети Намазана. Они убили его ударами кинжалов и тотчас скрылись, не оставив никаких следов и улик. Их никто не преследовал — столь велик был страх перед ними. Это преступление вызвало яростное возмущение в Дамаске, где аль-Харави жил долгие годы. Деятельность ассасинов вызывала растущую враждебность особенно в религиозной среде. Большинство верующих испытывало горестные чувства, но они боялись говорить об этом, ибо «батини» стали убивать тех, кто сопротивлялся им, и помогать тем, кто поддерживал их в их заблуждениях. Никто не осмеливался более обвинять их публично — ни эмир, ни визирь, ни султан!
Этот страх был неслучаен. 26 ноября 1126 года аль-Борсоки, всемогущий правитель Алеппо и Мосула, в свою очередь, испытал на себе ужасную месть ассасинов.
А ведь эмир держал ухо востро, — удивляется Ибн аль-Каланиси. — Он носил кольчугу, которую не могло рассечь лезвие сабли или пронзить острие кинжала, и был окружён вооружёнными до зубов солдатами. Но нельзя избежать судьбы, которая должна свершиться. Аль-Борсоки как обычно отправился в большую мечеть Мосула, чтобы совершить пятничную молитву. Злодеи уже были там, одетые как монахи-суфисты. Они молились в углу, не возбуждая подозрений. Неожиданно они подбежали к нему и нанесли несколько ударов не пробивших кольчугу. Когда «батини» увидели, что их удары не поразили эмира, один из них закричал: «Бейте выше, в голову!» Их удары достигли горла и искололи его. Аль-Борсоки умер мученической смертью; были умерщвлены и его убийцы.
Ещё никогда угрозы ассасинов не были столь серьёзны. Речь уже не шла об обыкновенной партизанской войне: это была настоящая проказа, разъедавшая арабский мир в тот момент, когда ему требовалась вся его энергия, чтобы противостоять франкской оккупации. Между тем цепь катастроф продолжалась. Через несколько месяцев после гибели аль-Борсоки был убит его сын, только что вступивший в права наследования. В Алеппо четыре эмира боролись за власть, и не было уже больше там аль-Кашаба, чтобы сохранить минимум сплочённости. Осенью 1127 года, когда город тонул в анархии, у его стен вновь появились франки. В Антиохии появился новый князь, молодой сын великого Боэмонда, белокурый гигант восемнадцати лет, только что прибывший из своей страны, чтобы принять фамильное наследство. Он обладал не только именем своего отца, но и его необузданным характером. Жители Алеппо поспешили заплатить ему дань, а наибольшие пессимисты уже видели, как в будущем он завоюет их город.
В Дамаске ситуация была не менее драматической. Атабег Тогтекин, дряхлеющий и больной, уже не осуществлял никакого контроля в отношении ассасинов. У них была своя милиция, администрация; в их руках был преданный им душой и телом визирь аль-Маздагани; они поддерживали тесный контакт с Иерусалимом. Бодуэн II со своей стороны не скрывал намерение увенчать свою карьеру захватом сирийской метрополии. Казалось, что только присутствие старого Тогтекина мешает ещё ассасинам отдать город франкам. Но эта отсрочка была короткой. В начале 1128 года атабег стал хиреть на глазах и больше уже не вставал. Около его постели вовсю плелись интриги. Он умер 12 февраля, назначив наследником своего сына Бури. Теперь жители Дамаска были убеждены, что падение их города является только вопросом времени.
Вспоминая столетием позже этот критический период арабской истории, Ибн аль-Асир будет иметь полное право написать следующее:
Со смертью Тогтекина ушёл последний человек, способный оказать отпор франкам. |