|
Татары да кавказцы… Что это за иностранный легион тут хозяйничает?! — Кто такие? — Кербет еще раз объехал пленников. С насмешкой глянул на неудачницу-беглянку, с любопытством — на китайца. — Почему направляются в псковские земли? — А вот сейчас все и разузнаем. Юлдус шагнул к Сыма Цзяну. Вытащил кляп, спросил по-русски: — Кто ты, старик? Ты не похож на немца. Бурцев усмехнулся: «Не похож на немца!» Да уж, точно подмечено… Китаец молчал. Вопрос повторили по-татарски. Китаец ответил. — Моя Сыма Цзян, а твоя — дитя шакала! — брызнул слюной взбешенный уроженец Поднебесной. Кляп немедленно всунули обратно. — Этот понимает по-татарски, — радостно сообщил степняк. — Только бранится сильно. И что нам теперь с ними делать, Кербет? — Вызнать, кто главный, остальных — зарубить. Со всеми возиться нет времени. Но самого важного полонянина нужно оставить для Домаша. А может, повезем к князю Искандеру. Поговори еще с кем-нибудь. Освальд все еще рычал и дергался, Ядвига совсем сникла. Поразмыслив, Юлдус вытащил кляп изо рта Бурцева. А уж он вопросов ждать не стал. Заговорил сам, глядя в раскосые глаза прямо и твердо. Заговорил по-татарски. Без акцента — как на родном. — У меня есть важная грамота, — четко произнес Бурцев. Татары уставились на пленника в недоумении. На тюркоязычного воина Бурцев походил так же мало, как Сыма Цзян на германца. Глава 9 — Грамота? — Юлдус склонился над ним. — Ты гонец? — Охранная грамота, — уточнил Бурцев. — Она зашита в поясе. Татары вокруг озадаченно переглядывались. Юлдус внимательно смотрел на полонянина. Рука степного воина поглаживала сабельный эфес, Бурцев начинал нервничать. Ну же! Ну! Сейчас главное — сунуть под нос ксиву, иначе дело — дрянь. — Немецкие грамоты тебя здесь не уберегут, — честно предупредил кочевник в стальном шлеме. — Моя грамота дана не немцами. Тратить время на дальнейшие разговоры заинтригованный татарин не стал. Вытащил из сапога нож, полоснул по кушаку Бурцева… — Ух, ты! Золото! Красивенькое! — даже измазанная в болотной грязи и связанная с головы до ног Ядвига оставалась женщиной — любопытной и жадной до блестящих побрякушек. Добжинец тоже не сдержался. — Что ж ты нам-то ничего не сказывал о своем богатстве, а, Вацлав? — В голосе рыцаря-разбойника слышался упрек и детская обида. — Нехорошо это, не по-товарищески — тайком носить золото в поясе. Или хранил его до последнего, а теперь надеешься выкупить у идолопоклонников свою жалкую жизнь? — Умолкни, Освальд, — грубо оборвал поляка Бурцев. — Это не простое золото. Оно может сейчас спасти всех нас, если ты не станешь мне мешать. Освальд обиженно хмыкнул. Отвернулся. — Золотая пайзца?! Кочевник в шлеме побледнел. Его архаровцы тоже притихли. В благоговейном почтении татары разглядывали блестящую пластину с ладонь величиной. На первый взгляд ничего примечательного: плоский овальный слиток с дыркой и утолщенными краями. Выгравированный на благородном металле сокол в полете, орнамент и письмена — тоже не шедевр ювелирного искусства. Однако эта грубая работа по золоту ввергла бесстрашных воинов Степи в состояние ступора. — Откуда она у тебя? — хрипло выдавил предводитель кочевников. — От непобедимого Кхайду-хана, внука великого Темучина. Слыхал про такого? — Ты посланник хана Кхайду? Узкие глаза азиатов становились все шире. |
