|
— Я его друг. А люди, которые сопровождают меня, — мои друзья. Так что делайте выводы… Выводы татары сделали быстро. — Их нельзя убивать, Кербет, — твердо заявил Юлдус. — У них золотая пайзца хана Кхайду — того самого, что разбил польские и тевтонские отряды в Силезском улусе. Кербет нахмурился: — Они могли просто захватить это золото у какого-нибудь ханского военачальника, а теперь морочат нам голову. — Золотую пайзцу захватить непросто. Двум воинам, старику и женщине такое не под силу… Татарин говорил убежденно и спокойно. Он не хотел конфликта, но, судя по медленно выползавшей из кривых ножен полоске обнаженной стали, готов был драться в случае необходимости. Взялись за сабли и другие кочевники. — Да, возможно, эти люди лгут, и тогда смерть их будет страшна. Но до тех пор, пока я не узнаю этого наверняка, все четверо находятся под защитой духа великого хана Темучина. Тот, кто причинит им вред, должен умереть. Не пытайся их убить, Кербет. — Ты… Смеешь… Мне… Угрожать? Кавказец вспыхнул. Его ладонь тоже легла на сабельный эфес. Свое оружие он не тянул медленно и демонстративно — вырвал сразу. Рука Кербета дрожала от ярости. Дрожь передавалась на металл. Бурцев отметил, что клинок у горца особый — увенчан граненым штыкообразным острием, вроде мизерикордии фон Берберга. Таким оружием, наверное, удобно не только рубить с оттягом, но и колоть, разрывая кольчужные звенья. — Я не хочу с тобой ссориться, иптэш, — миролюбиво улыбнулся татарин. Кербет молчал. Но дышал тяжело и саблю не прятал. Кербет был зол и другом-иптэшем Юлдуса сейчас явно не считал. — Ребята, уймитесь, — вмешался Бурцев. Теперь он заговорил по-русски. — А то перебьете друг друга, а нас и развязать будет некому. Кто, вообще, у вас тут главный? И Кербет, и Юлдус в изумлении повернули головы к дерзкому пленнику-полиглоту… — Главным воеводой у нас поставлен Домаш Твердиславич, — растерянно пробормотал татарин. Мягкий стук копыт о снег окончательно разрядил обстановку: в деревню въезжали новые всадники. К поцапавшимся иноземцам спешил воин в богатом облачении. — Эй, а ну, прекратить грызню! Кербет! Юлдус! Грузный наездник в летах вклинил коня между ними. Тяжелый прямой меч на боку, круглый червленый щит на спине, в руке — длинное копье. От блеска начищенного зерцала и позолоченного куполообразного шлема с козырьком и защитной стрелкой-наносником резало глаз. Алый плащ, закрепленный на плече золотой застежкой, трепыхался под щитом. Серебром отливала конская сбруя. Белела курчавая борода всадника — и вовсе не потому, что заиндевела от дыхания: слишком много в той бороде было седых волос. Немолодой уже вояка… Строгие глаза под густыми бровями смотрели внимательно, испытующе. — Сталь в ножны! — пробасил незнакомец. — Живо! Татарин ничуть не возражал против такого исхода. Горец исполнил приказ неохотно. — Рассказывай ты! — обратился пожилой воин к Юлдусу. — О чем тут спор у вас с Кербетом? Выслушал, крякнул досадливо, позвал: — Вейко, ко мне! Лыжник подбежал. — Говори, кого в засаду привел? — Орденских людей, как ты и просил, воевода. Лазутчики это, должно быть. Во всех селениях выспрашивали дорогу в новогородские земли. Немецкий знают. Хотят скрытно и быстро пройти к Пскову. Говорят, из Польши идут и мыслят примкнуть к Александру Ярославичу. А вот зачем — толком объяснить не могут. Про девку какую-то брешут княжеского рода, да про воинов из другого мира сказки рассказывают. |
